Ренгартен пожал плечами:

– И сейчас бы ничего не вышло. Если бы не смерть генерала Метаксаса, и пробовать не стоило бы. А так – фашистская верхушка перегрызлась за место диктатора, и – прозевали, совершенно позорно…

И вдруг переменил тему.

– Слышите? Плохо у новой республики с кадрами. Делать им нечего…

Кивнул на дверь, из-за которой несутся звуки горячего спора. Так выражаются, когда дошло до хватания за грудки, но остался шанс избежать мордобоя.

– Название корабля – штука важная, – не согласился Патрилос. – Хотя, конечно, спор не ко времени. Какая разница, называется эсминец «Базилевс Георгиос» или « Демократия»? Главное, чтобы экипаж был готов защищать народную власть. А то в восемнадцатом на Черном море корабли поназывали: «Свободная Россия», «Воля»… И чем кончилось? Половину сами потопили, другая половина к белым ушла. А на Балтике те же «Гавриил» с «Азардом» и под старыми именами насмерть стояли.

Вот и кабинет командующего отрядом. Дверь обита кожей, таблички нет, содрана, вместо нее вдавленное пятно, поверх пятна – лист бумаги, на котором значатся имя, должность и звание обитателя. Сама дверь – нараспашку.

– Разумеется, – сказал Ренгартен. Ровно так сказал, только помполит с трудом удержался от того, чтобы расстегнуть кобуру.

В приемной оказалось пусто. За секретарским столом стул повернут, да телефонная трубка брошена криво, точно кто-то убежал в большой спешке. Ренгартен взялся за ручку двери в собственно начальнический кабинет. Оглянулся на старшин… ну, этим просто интересно. Пояснил:

– Стучать правильно не всегда. Да, вы – подождите снаружи. К адмиралам вламываться вам пока не по чину.

Распахнул дверь, шагнул внутрь… Снова стол, покрытый синим сукном шедевр размером с мостик легкого крейсера. В глаза бросается светлый прямоугольник – от королевского портрета. Говорят, бывший король уже вылетел… неважно, куда. Важно, что в Греции его нет.

На столе ни бумаг, ни письменного прибора. Только раззолоченная фуражка, пистолет – да оброненная на сложенные руки голова. Только и видно, что черный кудрявый затылок и золотые погоны с большими восьмиконечными звездами, по две на каждом. Ипонавархос, соответствует контр-адмиралу.

У Патрилоса на мгновение сердце замерло. Почудилась струйка крови от виска… Но тут командующий фракийским отрядом поднял голову.

Умный лоб с высокими залысинами, под глазами темные круги, длинный нос выглядит клювом… Филин, да и только!

– А, ты… – греческий адмирал слегка улыбнулся. – Хороший сон, хотя мертвецы обычно не к добру. А в звании тебя посмертно повысили?

Он прищелкнул пальцами, хитро подмигнул.

– Три дня не спал – и, черт побери, ни глотка спиртного. На меня весь отряд смотрит! Но во сне-то можно?

Откуда и бутылка взялась? Темная, чуть запыленная, с этикеткой, подписанной от руки. Удар кортика, верх горлышка вместе с пробкой улетает в дальний угол.

– За советско-греческую дружбу!

Патрилос шагнул вперед. Широченная ладонь зажала запястье адмирала.

– Ваше превосходительство… вы не спите.

– Да? Жаль… – адмирал провел ладонью по лицу. Помотал головой. Тут до него что-то дошло.

– То есть товарищ Ренгартен – жив? И даже повышен в звании?

Патрилос кивнул. Обернулся на белоглазого.

– Иван Павлович, зачем вы так? – спросил тот. – Ни глотка человеку сделать не дали! Да, ваше превосходительство, я жив.

– Раз жив, вне службы я для тебя, по-прежнему, Теологос, -буркнул адмирал и принялся массировать виски. – Но, по правде, очень жаль, что ты жив. Ничего личного, как говорят ваши друзья янки. Просто раз ты жив, и ты здесь…

Ренгартен кивнул.

– Нам надо согласовать частоты связи.

– О, да. Еще вам надо поднять самолеты, пробить тревогу, и хорошо пошевелить стволами универсальных стотридцатимиллиметровок… В общем: когда?

– Испытания РУС? Завтра. Сразу после восхода, в ноль шесть тридцать.

– Угу…

Адмирал снова трет виски.

– Кто? Какими силами?

– Два гидросамолета, как и сказано в заявке…

– Сунь свою заявку знаешь куда? Я хочу знать: какие силы, откуда… и, главное, кто. Кампиниони или Каннигхэм? Кто будет завтра с утречка перетирать меня с дерьмом? Отвечай! У меня тут лишь два нормальных эсминца, плюс всякое старье, но я имею право знать, кто отправит меня на дно: англичане или итальянцы. Или…

Ему не хватило воздуха, речь перешла в хрип. Лицо красное, речь выдернула его из-за стола.

Ренгартен оглянулся. Старшины в приемной, дверь прикрыта, помполит – свой, той же службы. Вскинул руку – открытую ладонь, прямо к глазам греческого адмирала. Пока тот наливался малиновым, того и гляди, удар хватит, проговорил – быстро, тихо, но отчетливо:

– Молчать. Слушать. Забыл, кто в тридцать пятом твою шкуру спас? Кто тебя вытащил из мичманов в лейтенанты, минуя «младших»? Адмиральские цацки на плечи тебе навесили рановато… и коммандера хватило бы. Хотя толковый коммандер мне сам бы сказал, кто, откуда и какими силами может атаковать Салоники завтра на рассвете. Ну? Где сейчас отстаиваются британцы? Где торчат итальянцы? Сколько, чего?

Теологос несколько мгновений молчал. Наконец, шумно выдохнул.

– Значит, вам нужно испытать локатор? – блеснул американским словечком. – Причем облетом самолетов… Тут один вариант. Или нет? В принципе, от Кипра «Бленхеймы» до нас дотянутся.

Ренгартен кивнул.

– Начинаешь соображать. Только, дружище, уверяю: у англичан на Кипре «Бленхеймов» нет, а в объявлениях, что висят на стенах, не сказано о национализации хотя б одного британского предприятия. И жена у вашего Первого кто?

Адмирал немного успокоился. Сел на стол, нащупал бутылку, отхлебнул – словно воду.

– Англичанка… Немцев и итальянцев мы тоже не трогали. Ограничились пока французами. Все-таки десять процентов промышленности!

Ренгартен поймал главное:

– Мы?

– А то! Это ты в друга Теологоса не веришь, а я, между прочим, в одиночку Салоники захватил!

– И с тобой не было даже кока?

Теологос поискал на лице старого знакомого хотя бы тень улыбки. Не нашел.

– Был мой эсминец… Но команда слушалась командира, то есть меня! Кстати, еще покажешь мне изнанку твоей лапы – получишь врага на всю жизнь. Такими оскорблениями не шутят.

Ренгартен кивнул.

– Договорились. Будешь еще нести глупости, дам тебе в морду…

Патрилос слушал, не встревая. Вот они, подробности, коих в личном деле капитана третьего ранга Ивана Ренгартена не сыскать. Оказывается, он производит офицеров греческого флота в чины, показывает жесты наивысшего оскорбления адмиралам – и числится у них в покойниках. А еще ему жалуются на тяжкую жизнь заговорщиков.