– Не такие уж мы юные, – подхватила Томияма Мидори, – чтобы не сохранить приятных воспоминаний о «Сантори олд»!

Сакагучи, кажется, немного успокоился и тоже улыбнулся. Даже сама хозяйка и ее дочурка издали нечто вроде вздоха облегчения за стойки, и подруги почти осязаемо почуяли, как напряжение покидает зал, словно воздух выходит из шарика. Прежде им не случалось встречать человека, способного одной лишь улыбкой посеять ощущение всеобщей паники.

Сакагучи перестал улыбаться и сказал:

– Слышал я о вас, дамочки.

Мидори отхлебнули виски с водой.

– Да неужели, – вежливо улыбнулась Хенми Мидори. – Ну хорошо, нам тоже один человек рассказал и о вас, и об этом баре, и о том, когда вас можно тут застать.

Человек, которого упомянула Хенми Мидори, был коротышкой неопределенного возраста с лицом жертвы аборта; Мидори свели с ним знакомство в одном из ночных клубов. Человек этот, согласно его же собственной рекомендации, лет двадцать трудился в фирме, выпускающей детскую одежду, а года три тому назад, когда контора приказала долго жить, стал работать агентом и посредником во всякого рода делах. Хенми Мидори и Сузуки Мидори встретились с ним в холле одного дорогого отеля в Западном Синдзюку. Коротышка появился в неброском костюмчике и, попивая чай с молоком, подвинул через стол к обеим Мидори блокнот, предложив:

– Напишите, чего именно вы хотите.

Хенми Мидори черкнула несколько слов и протянула блокнот обратно вместе с деньгами в конверте. Сумма гонорара составляла 250 000 иен, без учета стоимости чая с молоком.

– Товар в машине, – сообщил Сакагучи. – Позже я передам вам его прямо в руки, но сначала кое-что объясню. – Внезапно он осекся и прикусил губу. Похоже, он собирался что-то сказать, но постеснялся.

– О, не беспокойтесь, – поспешила вставить Хенми Мидори. – Деньги у нас с собой, как договаривались.

– Да я не про то, – покачал головой Сакагучи, причем у него вдруг проявился странный акцент, похожий на провинциальный говор. – Мне сообщили о вашем заказе где-то с неделю назад. А у меня в наличии всего несколько винтовок М-шестнадцать. Пришлось изрядно попотеть, чтобы найти требуемое, и я так замотался, что сначала даже не подумал как следует, но сегодня, пока я ждал вас, дамы, мне как обухом по голове ударило.

– Что случилось? – ласково, словно давняя подруга, спросила Сузуки Мидори, заметив, что собеседник чуть не плачет.

Мидори не могли ему позволить впасть в истерику, ведь Сакагучи должен был передать им заказ и научить с ним обращаться. Но в то же время Сузуки Мидори невольно задалась вопросом, какие же именно флюиды исходят от непривлекательных мужчин. Похоже, они испускают нечто вроде запаха, причем и возраст, и место рождения, и профессия не имеют абсолютно никакого значения. Возможно, картину прояснил бы анализ мочи, волос или крови, выявив особое вещество, виновное в отсутствии женского внимания к таким особям.

– Дело в том, что лет десять тому назад здесь, у этого озера, я встретил женщину по фамилии Мидори, а у всех вас точно такая же фамилия – Мидори. То ли это карма, то ли еще что, не знаю, но та Мидори страшно меня обманула.

– Ох ты ж! – едва заметно выдохнула ярко накрашенным ртом Такеучи Мидори.

Сакагучи ее замечание, похоже, приободрило. Наполнив стакан и осушив его, он пробормотал себе под нос:

– Да-да, обманула.

– Мы прожили вместе около полугода, – продолжал Сакагучи, – но одной лжи я никогда ей не прощу. Видите ли, я родился в горной местности и поэтому не очень разбираюсь в рыбе. Откуда ж мне знать, что голова рыбы бури, взрослой особи желтохвоста, считается одним из самых изысканных деликатесов? Один мой сослуживец по батальону, родом с острова Кюсю, решил уволиться из вооруженных сил, поскольку собирался жениться. Чем женитьба мешает службе, я так и не понял, но теперь многие молодые парни бросают службу. Короче, замолвил я за него словечко где надо, и он благополучно отчалил домой. А через некоторое время присылает мне целую рыбину бури, обложенную льдом, все честь по чести. Мы с товарищами и решили ее приготовить и слопать. Но я тогда был без ума от своей Мидори, наслаждался каждым днем, проведенным с ней, жил на всю катушку, сами понимаете, ну и сказал ей про эту рыбу. А она такая мне говорит: «Но голову-то вы не будете есть?» Отрезала эту самую голову, завернула и унесла с собой. А потом мне сказали, что именно голова бури и есть самая лакомая часть, из нее делают деликатес бури-дайкон. Мои товарищи стали надо мной смеяться, а ее прозвали Воровка Бури. Но это еще не все. Она постоянно меня обманывала.

– Ох ты ж! – снова вздохнула Такеучи Мидори и одарила Сакагучи сочувствующим взглядом. – Это ужасно!

Сакагучи подлил себе еще виски, слегка разбавил водой и выпил одним махом. Не успев полностью проглотить напиток, он наклонился вперед и, потрясая руками, возопил со слезами на глазах:

– Но самая страшная ложь заключалась в том, что она говорила, будто работает стюардессой, а на самом деле оказалось, что она всего-навсего гид на автобусных экскурсиях!

Мидори хором вздохнули, чтобы не рассмеяться в голос, и активно закивали, когда Такеучи Мидори воскликнула:

– До чего же отвратительно так обманывать людей!

– Тогда я не знал, что у моей Мидори были другие мужчины. А потом выяснилось, что она приходила ко мне, только если ей не удавалось договориться с остальными. Но действительно меня убил – хотя поводов для злости она мне давала изрядно – именно тот случай, когда она сварила рыбью голову с редькой дайкон и угостила другого мужчину. Знаете, я больше в рот не возьму ни бури, ни дайкона! А еще моя Мидори довольно неплохо пела, и поскольку она знала, что я никогда не летал на самолете, то наврала мне, что стюардессы в обязательном порядке поют для пассажиров рейса.

Чтобы не хихикать, слушая исповедь Сакагучи, подруги поспешили переспросить:

– Вы действительно никогда не летали на самолете?

– Да раз двадцать летал, когда прыгал с парашютом, но то военная авиация. А больше всего мне обидно, что она постоянно убеждала меня, будто я тоже очень хорошо пою. Естественно, я сразу заподозрил, что это очередная ложь, с тех пор не могу исполнить ни одной песни. А вы… не будете возражать, если я сейчас попробую?

– Ну что вы! Конечно, спойте нам что-нибудь, обязательно спойте! Мы обожаем мужской вокал!

Сакагучи выбрал песню «Ржавый нож» Юдзиро Исихары. Исполнение оказалось настолько плохим, что текст приобрел особенный надрыв. Слушая завывания Сакагучи, Сузуки Мидори вспомнила поговорку, что жизнь прожить – не поле перейти; Такеучи Мидори сделала старый как мир вывод, что жизнь не может состоять только из счастливых моментов; Хенми Мидори мысленно дала обет всегда держать сердце открытым и неизменно прощать своих врагов, а Томияма Мидори твердила про себя, что, даже достигнув дна, не стоит отчаиваться, надо оттолкнуться и плыть навстречу новому счастью.

Сакагучи пел, закрыв глаза и ухватив микрофон обеими руками. Когда он одолел все три куплета и вывел дребезжащим голосом последние слова, со лба у него градом катил пот. Жутковатая семейка за барной стойкой внимала ему с горящим взором и бесконечной решимостью – так домохозяйки из Корпуса гражданской обороны провожали в небо очередную эскадрилью юных камикадзе. К моменту окончания песни наряды подруг насквозь промокли от выступившей испарины.