– Я не хотел, чтобы доктор Буажильбер узнал об этом инциденте. Он наверняка рассказал бы об этом придворным.

– Разумеется, вы поступили совершенно правильно. Вопрос в том, куда поместить этого юношу, чтобы он чувствовал себя в безопасности. Если принц узнает, что я взяла его к себе пажом, он придет в бешенство.

– Принц Станислав чрезвычайно злопамятен, – обронил Шамбертен. – Он не прощает обид и оскорблений.

– Тогда лучше отослать юношу в Вену. Пусть он сопровождает графа Мерси, когда тот в сентябре отправится в Шенбрунн. А до той поры ему придется оставаться в мастерских Людовика. Станни никогда не поднимается туда.

Софи сообщила мне, что сегодня молодой месье де ля Тур спокойно отдыхает. У него сломано ребро, на теле видны синяки и следы многочисленных побоев, но она забинтовала ему грудь и дала настой опия, чтобы унять боль. Он счастлив оказаться вне досягаемости Станни, и был очень рад узнать, что его отправят в Вену. Он сказал Софи, что хочет повидать мир, поэтому намерен стать солдатом.

Кто-то должен указать Станни его место и заставить образумиться.

1 августа 1774 года.

Прошлым вечером Людовик рассказал мне о том, что двое дворян привели ему молоденькую актрису из театра «Комеди Франсэз» в надежде, что он сделает ее своей любовницей. Он посмеялся над ними и отправил девушку обратно.

Я же отослала молодого месье де ля Тура в Вену с графом Мерси. Юношу некоторое время прятали от Станни, и теперь никто не узнает, куда он скрылся и почему.

16 января 1775 года.

Наконец-то я заполучила свой дневник обратно!

Я хранила его под замком в деревянном сундуке, а прошлой осенью без моего ведома сундук перевезли в Фонтенбло, и только вчера он вернулся обратно. Двор так часто переезжает с места на место, что я никогда не знаю, что брать с собой, а что оставить. Пожалуй, мне лучше подыскать для дневника более надежное хранилище.

24 января 1775 года.

Всю прошлую неделю шел сильный снег. Сегодня утром, после того как выглянуло солнышко, Иоланда, Лулу к я отправились поиграть и размяться в дворцовый сад.

Мы съезжали вниз с горок, лепили, снежных баб и сбивали сосульки с крыш сараев. Гуляя по розовому саду, мы споткнулись о каких-то два продолговатых предмета, и, наклонившись посмотреть, поняли, что это тела. Мы расчистили снег и увидели пожилых женщин, которые замерзли, завернувшись в ветхое тонкое одеяло и обнявшись, вероятно в тщетной попытке согреться.

Поначалу мы настолько растерялись, что были не в состоянии сказать хоть что-нибудь. Чересчур уж гнетущее зрелище предстало нашим глазам.

– Подумать только, – сказала я, когда ко мне вернулась способность говорить, – когда эти бедные женщины замерзали здесь прошлой ночью, мы танцевали на балу у мадам Соланж.

Я отправилась к аббату Вермону и заказала похоронную мессу для двух женщин, но, поскольку мы понятия не имели, кто они такие, пришлось похоронить их на кладбище для бедняков Сен-Сюльпис.

3 марта 1775 года.

Зима выдалась очень суровой. Лулу, Иоланда и я организовали сбор средств среди знакомых и друзей, а также придворных чиновников на покупку хлеба для бедных. В Шенбрунне матушка часто так поступала. Аббат Вермон отвечает за раздачу хлеба, выпекаемого на дворцовых кухнях, у ворот дворца, куда каждое утро приходят толпы бедняков.

Людовик насмешливо фыркает, но всегда опускает десять или двадцать серебряных флоринов в мою золоченую копилку, когда думает, что я не вижу.

19 марта 1775 года.

Из-за холодов и голода в Париже неспокойно. Разграблены несколько булочных и пекарен. В Вене подобного никогда бы не случилось, солдаты матушки не допустили бы разбоя.

5 апреля 1775 года.

Граф Мерси нанес Людовику визит и попросил меня присутствовать при разговоре, чем вызвал нешуточное раздражение короля.

Граф недавно вернулся из Вены, где, по его словам, бразды правления понемногу прибирает к рукам мой брат Иосиф. Он навязывает собственные идеи и взгляды своему окружению, и у меня сложилось впечатление, что графу они не нравятся, хотя он не высказал своего недовольства вслух.

– По крайней мере, нынешней весной на землях Австрии не свирепствует голод, хвала Всевышнему, – сообщил нам Мерси. – Финансы пребывают не в лучшем состоянии, но империя как-то справляется. В отличие от Франции.

При этих словах графа Людовик, нервно расхаживавший по комнате и часто поглядывавший на часы, замер на месте и вперил яростный взгляд в Мерси.

– Месье Тюрго добился больших успехов в увеличении поступлений в казну, чему, к величайшему моему сожалению, не уделял должного внимания мой дед во время своего правления.

– Месье Тюрго окончательно развалил всю экономику страны.

Людовик, который обычно ходит сгорбившись, внезапно выпрямился во весь свой немалый рост.

– Мы сократили массу ненужных расходов. Я сам уволил двух помощников садовника и уменьшил количество прислуги на семь человек.

– Но вы, сир, заполнили все вакансии у егерей и на кухнях, – напомнила я Людовику, который ожег меня недовольным взглядом и пробормотал: «Там наблюдалась явная нехватка рабочих рук».

– Проблемы министерства финансов вашего величества не ограничиваются исключительно королевским двором. Хотя расходы на содержание дворца, вне всякого сомнения, чрезвычайно завышены. Мне сказали, что стоимость некоторых балов превышает сто тысяч серебряных флоринов.

Мне нечего было возразить на это. Я понятия не имела, во что обходится организация наших балов, хотя и подозревала, что сумма получается внушительная.

– Я выразил желание побеседовать с вами обоими, чтобы передать вам слова его императорского высочества. – Он имел в виду Иосифа, конечно. – Он обращается к вам, сир, как к своему любезному брату, коим вы стали вследствие женитьбы, и к вам, мадам, как к своей любимой сестре. Он желает вам обоим успешного и благословенного правления. Он предлагает вашему вниманию список своих предложений и заклинает вас неукоснительно следовать им.

Из кожаного портфеля Мерси извлек лист бумаги. На нем стояла императорская печать.

– Прошу вас обдумать принципы монархического правления, изложенные в этом документе, и руководствоваться ими в своих решениях.

Людовик с недовольной миной принял у графа бумагу.

– И последний совет, если позволите. Эти беспорядки в столице… Не позволяйте им выйти из-под контроля. Мне сообщили о нападении на две мельницы и о том, что все зерно, находившееся там, захвачено.

Людовик равнодушно пожал плечами:

– Такие хлебные бунты бывают каждую весну, когда заканчиваются припасы на зиму. Они неизбежны.