– Мейн-стрит,[9]– сказала я. – США.

– А говоришь немного по-южански.

– Может быть.

– Двигайся сюда, – предложил Дин и похлопал по сиденью.

Я подвинулась близко, как смогла.

– Хочу обнять тебя, – сказал он, – но мне же надо машиной управлять.

Я сняла его руку с обшарпанного черного шарика на рычаге переключения передач и положила себе на плечи.

– Что, до армейской базы всю дорогу на второй скорости будем ехать? – спросил он.

– Я буду переключать, – пообещала я.

Так мы и поехали. Я переключала скорости, а другая моя рука лежала у него на левом бедре, поэтому я чувствовала, как он жмет на педаль. А мое лицо было так близко от его груди, что я слышала, как он дышит, и видела пуговки на его рубашке. Некоторое время Дин вел машину, обнимая меня за плечи, потом его рука скользнула мне под мышку и в конце концов оказалась на моей груди.

Мы помолчали, а потом Дин сказал:

– Поговори со мной. Скажи мне что-нибудь.

Я прижалась губами к его уху и провела рукой по его бедру. Он закрыл глаза.

– Смотри на дорогу, – прошептала я.

Он улыбнулся и открыл глаза. Я заметила, как стала пульсировать жилка у него на шее.

– У тебя кровать широкая или узкая? – спросила я, и Дин негромко ответил:

– Узкая.

– Пожалуй, я хочу увидеть тебя в этих линялых джинсах и чтобы из-под них выглядывали ковбойские сапоги, – произнесла я. – И еще я хочу лежать на твоей кровати и видеть тебя, стоящего рядом без рубашки, только в джинсах, спущенных на бедра, и в ковбойских сапогах. Чтобы ты стоял и смотрел на меня. Ладно?

Глядя на дорогу, Дин сглотнул так, словно у него глотка пересохла, и кивнул. Я поцеловала его в ухо.

– Думаю, в таком наряде ты будешь выглядеть просто потрясающе, – сказала я.

На следующее утро я проснулась и увидела, что рядом ходит светловолосый парень в камуфляжных штанах. Он перешагнул через мои валявшиеся на полу вещи – юбку, блузку и лифчик. На левой щеке у него была родинка цветом и размером, как у Брижит Бардо.

Мы с Дином уснули лицом к стене, я прижалась спиной к его груди и животу, мои волосы рассыпались по его щекам и губам.

– Дин? – окликнул парень, глядя на меня. – Ты не спишь?

– Привет, Хант, – пробормотал Дин, прикасаясь губами к моей шее.

– Что это за девчонка?

– Это Джули. Джули, это Хант. Мой сосед по комнате.

– Привет, – сказала я.

Сосед Хант ничего не сказал в ответ. Мы еще немного поглядели друг на друга. Его подбородок пересекала длинная вертикальная ямка, и на кончике носа тоже была маленькая вмятинка, а на переносице залегла глубокая морщина. Казалось, кто-то сделал отметины на его лице, намереваясь разрубить пополам, но так и не закончил работу.

Рука Дина под зеленым армейским одеялом легла между моих коленей. Прохладная рука лежала неподвижно, но было ясно, что она в любой момент готова шевельнуться.

– А ты где спал ночью, Хант? – спросил Дин.

– В фойе, у телевизора.

– Не может быть.

– Может.

– Ты не обязан был там спать, дружище, – заметил Дин и передвинул руку повыше.

Хант усмехнулся краешком губ, словно человек после инсульта.

– Я к двери подошел часа в три утра, – сказал он. – Слышу, кровать скрипит, ну, я и не стал стучать.

Дин расхохотался. Осторожно, стараясь не раскрываться, я повернулась к нему лицом.

– Мне не очень нравится твой сосед, – прошептала я ему на ухо, и он рассмеялся еще громче:

– Ты не нравишься Джули, Хант.

– Я только что посмотрел этот видеоклип Мадонны, – сообщил Хант, не обратив никакого внимания на замечание Дина. – Ну, знаешь, тот, где она в мужском костюме и рукой делает прямо как Майкл Джексон?

– Ага, знаю, – отозвался Дин.

– А она хороша, верно?

– Ага.

Я попыталась поудобнее положить голову на грудь Дина, подальше от острой ключицы, и провела пальцем по шелковистой полоске волос, тянувшейся к его пупку.

– Пойду еще телик посмотрю, – заявил нам Хант. – Может, еще разок покажут этот клип. Его часто показывают.

– Ага, – согласился Дин.

– Если я вернусь, мне постучаться или как?

– Это уж ты сам решай, дружище.

Как только Хант вышел за дверь, Дин лег на меня. Я сцепила пальцы у него на затылке.

– О, беби, – прошептал Дин. – Я так рад, что мы проснулись.

– Значит, мой сосед тебе не нравится? – спросил Дин. Мы сидели в его пикапе на дальнем краю Бейкерз-бич, пили пиво и смотрели, как единственная парочка, зашедшая в воду, перебрасывала друг другу фрисби.

– Когда они утонут, пляж будет принадлежать только нам с тобой, – сказала я.

В кабине пикапа пахло бургерами, которые мы только что съели.

– Пусть забирают пляж себе, – изрек Дин. – Холодно, купаться все равно нельзя. Я рад, что нам досталась стоянка.

Он засунул мизинец в горлышко пивной бутылки и стал медленно покачивать ее перед лицом, будто пытался себя загипнотизировать.

– Один раз я так делал, и у меня палец застрял.

– Ну, тогда очень умно вот так делать.

Он с резким хлопком извлек палец из бутылки. Я наклонилась и легонько укусила его за этот палец.

– На вкус пиво как? – спросил Дин.

– Не совсем.

Дин притянул меня ближе к себе и облизнул мои губы:

– Мне нравится твой вкус.

Я поцеловала его и отодвинулась.

– Нет, твой сосед мне совсем не нравится, – сказала я, положила ноги на приборную доску и стала смотреть на купающуюся пару. – Он откуда, кстати? Из Алабамы?

– Из Западной Виргинии.

– Да? Ну, словом, он мне не нравится. Он мне напоминает парней из моего города. Я знаю все, что у него на уме.

– Даже так?

– Ага. – Я провела кончиками пальцев по волоскам на ноге Дина «против шерсти», а потом пригладила их. Он был в шортах, без рубашки. И в ковбойских сапогах. – Готова об заклад побиться: у Ханта грузовик с шестифутовыми колесами, – продолжила я. – И на ремне у него пряжка с девизом: «Юг воспрянет вновь». В один прекрасный день он обрюхатит девчонку – вполне возможно, свою двоюродную сестренку, – и родятся у них детки – вылитый он. Куча детишек, все со стригущим лишаем и жуют пирожки из глины.