В поисках Семецкого я нагреблась этих историй, как собака блох. Все это неплохо укладывалось в сборник “Городские легенды”, но меня не интересовала издательская деятельность. Мне нужен был Жорж Семецкий собственной персоной. Поскольку его уникальность заключалась в том, что он был самым обширным банком данных на всем пространстве Евразии. Собирать информацию для него стало чем-то вроде хобби, которое, при правильном ведении дел, могло приносить еще и деньги.

Таких огромных живых баз данных на планете существовало всего несколько. Конкуренцию Семецкому мог составить лишь Ким Скрепка, но он, по последним данным, осел где-то в Японии и продал содержимое своего мозга какой-то корпорации. Остальные информаторы плавали значительно мельче.

В процессе блуждания по информационному флеру я обнаруживала крупинки информации, которую, так или иначе, можно было назвать реальной. Я выяснила, что во время конфликта Семецкий оказался очень удачливым контрабандистом. И если его и видели на баррикадах, то только затем, чтобы “загнать” что-либо одной из воюющих сторон. На момент пожара в телебашне он действительно был в аварийном лифте, но не канул в огненную бездну, потому что никакой огненной бездны не было. Башня горела сверху, и детей он не спасал и не выбрасывал, так как в лифте был в одиночестве и покинул его через нижний люк, ибо обладал грацией бывалого павиана.

Миф же о гениталиях, показавшийся мне нереальным с самого начала, напоролся на более логичную историю о том, что Семецкий был гомосексуалистом со стажем и не нашлось на просторах Незалежной такого мальчика-зайчика, который бы не желал Жоржа всеми фибрами своей души.

Чем глубже я копала, тем больше во мне крепло убеждение, что все эти байки склепаны одной рукой, с четким расчетом и целью. Старый принцип: говори больше, чтобы не сболтнуть лишнего, работал и на этот раз.

В Харькове я сидела уже около восьми месяцев. За спиной было три года, когда я пыталась забыть все, что только можно было забыть. Я пробовала абсолютно все, до чего могла дотянуться. Я ныряла на дно андеграунда, наркотического угара и устраивала такие оргии, что небесам становилось жарко. Затем без перехода я кидалась в другую крайность, и монашки, давшие обет молчания, могли бы только рыдать от зависти, глядя на меня. Я нашла работу, бросила ее. Едва не выскочила замуж, но вовремя опомнилась. Работала даже проституткой. Не из-за денег или удовольствия. Просто так захотелось.

Где-то на середине этого бардака меня нагнало через третьи руки сообщение Лорда о тех странных парнях, учинивших бойню в наркобаре. Я пропустила это сообщение мимо ушей, сделав закладку на будущее. Не более.

Наконец, во время одного из таких “нырков” я поняла, что от собственных ошибок убежать невозможно.

После этого я провела два года в клинике, где избавилась от наркотической зависимости и приобрела иммунитет к большинству наркотиков и алкоголя, а также заменила поврежденные внутренние органы. Потом еще три года, самых долгих, я восстанавливала все то, что так усиленно стремилась разрушить. Агентурную сеть, навыки, умения, рефлексы. Ту расчетливую ярость, которую я называла боевым режимом. Новое оружие, новые средства связи, новые средства передвижения. Мир двигался вперед без меня. Медленно, но все-таки двигался. Пришлось догонять.

— Привет! — в открытую дверь улыбался коридорный.

Новенький, я его не видела раньше. Немолодой, слегка лысоватый. Если в такие годы работаешь коридорным, то либо ты большой оригинал, либо в твоей жизни что-то сбоит.

— Вам пришло письмо.

— Привет! — недовольно ответила я, расслабляясь.

В дверь принято стучать. Особенно если ты коридорный.

— Оставь на столе.

Коридорный вошел, положил на стол конверт и остановился.

— Чаевых не будет, — сказала я, глядя в окно.

— Мне не нужны чаевые. Человек, передавший письмо, сказал, чтобы я сразу принес ему ответ.

Это интересно… Бумага, сложенная вдвое, содержала только одну строчку — адрес. Лихо… Я взяла ручку и нацарапала: “Завтра. 16.00”. Коридорный подхватил бумажку и растворился.

— Попался, — сказала я в закрытую дверь.

Такое активное внимание к своей персоне Семецкий пропустить не мог. Последние несколько месяцев я старательно рассылала по всем возможным каналам сообщения. Есть множество способов, чтобы дать понять человеку, что ты им интересуешься. Можно спрашивать его в разных злачных местах, можно нанимать кучу рассыльных, чтобы они опрашивали все отели, пансионы и тому подобные заведения. Можно действовать через полицию, частных детективов, газеты, электронные доски объявлений. Когда в одном и том же форуме день ото дня появляется одно и то же сообщение, это наводит на размышления.

Я действовала по всем фронтам. Успешно.

По адресу, указанному в записке, располагалась забегаловка “Лакомка” с какими-то полуфабрикатными котлетами. Что-то среднестатистическое булькало под крышками котлов, два повара в темных передниках бегали от одной плиты к другой. Кухня располагалась посреди зала, отделенная от посетителей невысокими стенами из стеклопластика. В углу на скамейке скалился обшарпанный клоун, наличие которого указывало на сертификацию этого заведения в Международном центре “Дональд и Дональд”, что было неудивительно, так как все забегаловки такого класса должны были в обязательном порядке проходить регистрацию. Этот Международный центр был общественной организацией, некогда основанной корпорацией Макдоналдс именно с целью создания общей системы стандартов для заведений типа “Fast Food”. Таким образом, все продукты, которые использовались для приготовления блюд в “Лакомке”, ничем не отличались от продуктов, используемых в Макдоналдсе. По меньшей мере, эти продукты не хуже определенного минимума, который выставлялся в Международном центре. Мясо, если его можно так назвать, выращено в производственных цехах биологических лабораторий, булка выпечена там же из каких-нибудь особенно похотливых бактерий, время размножения которых составляет едва ли не сотую долю секунды. Такое заведение можно найти где угодно. В любом уголке света вы можете обнаружить что-то подобное. С одинаковыми ценами, со стандартными продуктами, одинаковым вкусом, точнее, его отсутствием. Ирония заключалась в том, что заведения, вроде “Лакомки”, росли и множились, как грибы после дождя или как те бактерии, которые шли на производство булок. Содержать такие забегаловки было выгодно, ввиду дешевизны сырья и льгот, которыми окружались эти безвкусные кормилки.

Система работала до тупого просто. Льготы распространялись на заведения пищевой отрасли, которые прошли обязательную в таком случае сертификацию у “Дональд и Дональд”. Те, в свою очередь, выставляли соответствующие требования к соискателям сертификата, таким образом низводя конкурентов ниже опасной для своего основателя планки. Так что лучшим в этой нише все равно оставался Макдоналдс, при внешнем наличии большого количества конкурентов.

Я зашла внутрь. Ко мне кинулась официантка с усталым лицом, но я остановила ее жестом. Села за столик у стены так, чтобы видеть одновременно оба входа в помещение.