Деваться было некуда, и несостоявшаяся конспираторша остановилась.

– Доброе утро, – пробурчала она, нахлобучивая шляпу пониже.

– Доброе, доброе! – затараторила Валентина Пална, то и дело заправляя светлую прядку за ухо. Объективной необходимости в этом не было – просто детская привычка, проявляющаяся в основном тогда, когда главная сплетница двора была в особом возбуждении. – Вы слышали? Вы слышали?

От визгливости в голосе соседки по двору Алевтина Анатольевна поморщилась.

– Нет, не слышала. А что я должна была слышать?

Вот он триумф любого вестника – добраться до чужих ушей первым.

– О! – Валентина Пална с удвоенным рвением принялась теребить свои волосы. – Астаховы! Астаховы!

‒ Неужели вернулись?

– Нет! Квартиру продали! Там теперь многодетная семья жить будет. Шестеро детей и в такую крохотулю! Представляете? Мать не работает, отец сутками дома не бывает – шабашит. Самому младшему полгода только, а старший уже школу оканчивает, скоро сам женится, невесту в дом приведёт, кот у них ещё, а ещё…

Алевтина Анатольевна поморщилась и напомнила себе, что она респектабельная женщина, и что посылать соседей на три весёлых буквы – не самая дальновидная идея.

– Валентина, я тороплюсь.

– А, да-да, конечно! Ой! Хотела спросить: а Константин ещё не вернулся? Мой Петька интересовался. Одолжить у него что-то хотел.

– Не вернулся, – Алевтина Анатольевна отвернулась, тем самым показывая, что разговор окончен.

– А когда вернётся? – прилетело ей в спину.

– До свидания, Валентина!

Кляня свою удачу на чём свет стоит, Алевтина Анатольевна открыла дверь в подъезд, где жили Семёновы, придержала её для старушки с первого этажа и для её болонки, поймала на себе подозрительный взгляд обеих – хоть где-то маскировка сработала, – и вошла в кромешную темноту. Вроде бы недавно здесь повесили лампочку, включающуюся при громких звуках, но сколько бы женщина ни хлопала в ладоши, светлее не становилось. Пришлось двигаться наощупь. Дело усугубляли солнечные очки, но снимать их Алевтина Анатольевна не рискнула. А вдруг свет включится, а она без камуфляжа?

С давних времён у подруг были ключи от квартир друг друга – мало ли что! И чем старше женщины становились, тем чаще такие случаи происходили, хотя, казалось бы, основные чудачества должны были остаться в юности.

– Жива ли ты, моя старушка? – с порога крикнула Алевтина Анатольевна, положила на пуфик шляпу и очки и глянула на себя в зеркало. – Мда…

– Воды… – донеслось из спальни.

– Жива, – хмыкнула Алевтина Анатольевна и двинулась на кухню.

Там она достала из холодильника кувшин ледяного лимонада и наполнила стакан. Подумала немного и опустошила его сама. Потом ещё один… И только хорошенько утолив жажду, понесла ароматную воду в комнату, из которой громче всего были слышны стоны умирающего лебедя.

– Я тебе попить принесла.

– Уу…

Вера Георгиевна в позе звезды распласталась на кровати, нисколько не смущаясь собственной наготы. За долгие годы дружбы Алевтина Анатольевна привыкла к эксгибиционистским наклонностям подруги и перестала обращать на это внимание.

– Голову ко мне хотя бы поверни или мне на тебя всё вылить?

– Злая ты… – Вера Георгиевна посмотрела на подругу влажными мутными глазами, в которых было столько осуждения и обиды, что незнакомый человек наверняка бы на это повёлся и почувствовал себя самой распоследней мразью.

– Я не злая, я заботливая! – возразила Алевтина Анатольевна, присаживаясь на краешек кровати, и дотронулась холодным стаканом до лба хозяйки квартиры. – Где ты так наклюкалась, клюшка моя старая?

– Я не старая! – Вера Георгиевна, пошатываясь, приподнялась на локтях, усилием воли заставила себя развернуться и плюхнулась на подушки. Только тогда она получила вожделенный напиток.

– Хорошо, не старая. Так где ты так наклюкалась, клюшка моя молодая? И, главное, с кем?

– Ай! – отмахнулась неюная эксгибиционистка, вытирая тыльной стороной ладони дорожку из лимонада на обнажённой груди. – Встретила вчера свою троюродную сестру. Наташку, ты её знаешь. Привет тебе, кстати, передавала.

– Угу, спасибо. Как она?

Вера Георгиевна сглотнула, но продолжила:

– Разводится. Ей муж изменил.

– Так он же ей и раньше изменял. Она прощала каждый раз. Ещё и хвасталась, что мужик от неё всё равно никогда не денется. Что стряслось-то?

– Ну…

– Верка, не тяни резину! Говори!

– Ну… – она отвела глаза. – Он изменил ей с подругой дочери.

– Да ладно! – ахнула Алевтина Анатольевна.

– Ладно бы это… Этот козлина отымел эту маленькую дрянь прямо в их квартире.

– Офи…

– И дочка их застукала.

Ничего цензурного Алевтине Анатольевне в голову не пришло. Да и это застряло где-то в горле.

– Аль…

– Всё нормально.

– Аль…

Алевтина Анатольевна отвернулась к окну, чтобы подруга не заметила подступившие слёзы. Всё-таки не нужно было пить лимонад – так хоть плакать нечем было.

– Аля…

– Ну… Мой… козлина хотя бы выбрал незнакомую девку. Твою ж… Восемнадцатилетнюю девку!

Выбрал, обрюхатил и ушёл к ней.

К середине пары Пашка хотел выпрыгнуть в окно – благо этаж был второй, а внизу – мягкие на вид кусты сирени. А к концу жалел, что не пошёл в армию. Во-первых, высидеть девяносто минут, не имея возможности прогуляться – та ещё пытка. А во-вторых, вряд ли командир роты так зверствовал бы, как это делала Ольга Никифоровна.

Женя же наоборот была безмерно счастлива, ведь ей наконец-то попался настоящий Преподаватель. В деревне, где она прожила все свои семнадцать лет, английский вёл трудовик. А он сам лишь читал и переводил со словарём. Если бы не доступ в интернет и всевозможные приложения на телефоне, девушка наверняка не смогла бы сдать на минимум, нужный для поступления. И вот теперь, почувствовав, что такое настоящее обучение, она наслаждалась. Никто из сокурсников её энтузиазм не разделял.

– Увидимся завтра, – попрощалась Ольга Никифоровна, собрала свои вещи в холщовую сумку с изображённым на ней лавровым венком и под напряжённое молчание вышла из кабинета.

– Как завтра? – ахнул Пашка, едва за преподом закрылась дверь.

– Так завтра, – хмыкнула Женька. – У нас английский каждый день.

Вот теперь бравый призывник Павел Романовский со всех ног был готов бежать в военкомат – сдаваться.

И только встретившись с Алиной в коридоре, парень немного воспрянул духом. Уж на остальных-то парах им разлучаться не придётся. А этот грёбаный английский он и сам как-нибудь вытянет. Если к концу первого семестра не помрёт…