Что-то было эдакое в разрезе его глаз, в линии подбородка… Рувим не останавливается. Лайя тоже не сводит с него взгляда, потом толкает меня в бок:

– Какие деньжищи, Либа! Столько мы еще с тобой не зарабатывали.

Странный человек доходит до опушки леса и скрывается за деревьями. Кто же он? И где остановился? Я ёжусь.

– Пойдём-ка домой, Лайя. Что-то мне нехорошо.

– Ты не простыла? – Она трогает мой лоб, но я отталкиваю её ладонь.

– Нет, конечно. Просто этот человек… он странный.

– Да ну его совсем. Ты лучше подумай, сколько теперь у нас денег! Можно купить фруктов.

– Даже не мечтай! – вскидываюсь я.

– Так и знала. Ну, Либушка, ну, пожалуйста… Поделим пополам, а? Ты купишь себе мяса, а я – фруктов. Совсем чуть-чуть, биссл[33]. Идёт?

– Нет, не идёт.

Лайя недовольно хмурится.

Я трогаюсь с места. Корзина, грубо сплетённая из виноградной лозы, оттягивает руку. Почему-то кажется, что она потяжелела, словно несколько медных монет весят больше, чем два горшочка мёда.

– С чего начнём, когда вернёмся домой? – спрашиваю Лайю. – Может, будем готовиться к шаббесу?

Мне приходит в голову, что неплохо принять приглашение Майзельсов и сходить к ним на пятничный ужин. Сестра молчит. Я оборачиваюсь и обнаруживаю, что Лайи и след простыл.

– Лайя! – озираюсь, высматривая беглянку. – Лайя!

Сердце обрывается. Заглядываю в корзину. Две монеты исчезли. Как же это я не заметила? Как ей удалось их вытащить? Ставлю корзину на землю и заполошно всматриваюсь в толпу. «Не могла же она…» – мелькает мысль, но в глубине души я уже знаю, куда отправилась сестра.

Через силу иду к прилавку с фруктами.

Должна признать, есть в них что-то притягательное. Однако манит меня вовсе не этот «рог изобилия», а нечто, мерцающее в глазах парней. У одного – самые зелёные глаза, которые только можно вообразить. Они напоминают о весенней листве, усеянной солнечными зайчиками. Хочется смотреть в них, смотреть… потеряться в них. Поэтому не смотрю. Но есть и кое-что ещё. Людей привлекает к ним их говорок. А появились эти продавцы аккурат когда исчезли Глазеры и Женя.

Прибавляю шагу. Разумеется, Лайя торчит около прилавка: таращится на золотистые абрикосы и болтает с зеленоглазым.

– Лайя! – дёргаю сестру за бледно-зелёный рукав кофты.

– …в лесу? – слышу обрывок её вопроса.

Зеленоглазый качает головой. Лайя оборачивается ко мне.

– Фёдор, познакомься с моей сестрой Либой.

– Очень приятно, – отвечает тот и, прежде чем я успеваю отодвинуться, хватает меня за руку и сжимает пальцы.

Его прикосновение мне не нравится, я выдёргиваю ладонь.

– Лайя, нам пора домой.

– Я ещё хоть разок на них взгляну, – нудит сестра.

– На что именно? На фрукты или мужчин?

– Либа!

– Идём.

– Ты видела что-нибудь более соблазнительное? – облизывает она губы.

«Видела, видела», – думаю я, вспоминая лицо того, кому, похоже, только и дела, что смеяться надо мной. Вслух я этого, конечно, не говорю. Перевожу взгляд с фруктов и красавцев-торговцев на поношенные башмаки Лайи, решительно беру её за руку и тяну за собой.

– Я слыхал, какие-то пришлые доставили вам сегодня неприятности? – голос Фёдора визгливый и ломкий, будто у подростка.

«Такие же пришлые, как и вы», – думаю я и отвечаю:

– Это вас не касается. Идём же, Лайя.

– А не удастся ли соблазнить вас гранатом? Спелым, сочным, красным, точно ваши губки? Забирай, испытай!

– Налетай, покупай! – хором откликаются его братья.

От их голосов у меня по спине бежит холодок.

– Ну, Либа, давай купим немножко, – просит Лайя. – Биссл!

– Сладости для сладеньких припасли мы впрок, семечко граната, кроваво-алый сок, – тихонько напевает Фёдор.

– Мы уже уходим. Спасибо, но у нас нет денег на баловство. Зайт гезунт!

– Нет, есть! Есть! – вопит Лайя.

– Цыц!

– Меня зовут Виктором. Я был очень рад с вами познакомиться, – другой торговец протягивает мне руку.

Почему-то очень хочется прикоснуться к ней, но я удерживаюсь. Лайя хватает мою ладонь и подносит к его.

– Либа, это неучтиво, – шипит она мне.

Я чуть не поперхнулась, удивлённая переменами в поведении сестры. Никогда прежде Лайя не заставляла меня прикасаться к незнакомцам. Что это с ней? Торопливо отдёргиваю руку, поднимаю голову и натыкаюсь на взгляд голубых глаз, смотрящих в упор. Волосы у парня светлые и прилизанные, а движения неприятно напоминают повадку ласки.

Фёдор же смотрит только на Лайю.

– Вечером? – одними губами спрашивает он.

– Попытаюсь, – точно так же безмолвно отвечает она.

Тяну сестру за руку, но успеваю заметить, как монетки переходят из рук в руки, а в корзину Лайи опускается перевязанный бечёвкой пакет из коричневой обёрточной бумаги. А Виктор поёт:

– Прощай, о прекрасная дева, дева с лилейной кожей, юная златовласка, сказочная невеста, твои голубые глазки на жидовские не похожи, и возвращайся завтра, возвращайся с сестрою вместе…

Чуть не бегом пересекаю площадь, таща Лайю за собой.

Сердце готово выпрыгнуть из груди. Не нравятся мне их речи, ох, не нравятся. Сколько живу, ни разу не слышала, чтобы горожане нас обзывали. А эти… Наплели с три короба, лишь бы продать побольше, да ещё приправили юдофобством. Нет, мне это совсем не нравится.

– Не сердись, Либа, – просит Лайя. – Я лишь хотела спросить, не слыхали ли они что-нибудь о Женьке, не видели ли медведей в лесу. Ну что ты? Неужели тебе ничуточки не хочется попробовать их диковинных фруктов? Хоть разочек? Нам вообще ужасно повезло, что эти торговцы сюда наведались! Фрукты – зимой! Какие угодно! Между прочим, они их сами растят, в собственных садах. Только представь! Собирают семена со всего мира и привозят сюда, к нам. А чтобы деревья не помёрзли, поливают тёплой водой. Вот бы выйти замуж за такого садовода, ездить с ним повсюду, разыскивая новые фрукты, и возвращаться домой с саженцами…

– Кто тебе наболтал такую чушь? И с чего это ты завела разговор о свадьбе с гоем?

– Ты прямо как тятя, – ворчит Лайя, – яблочко от яблоньки. Не все мечтают зачахнуть в одиночестве, сделавшись книжным червём.

– Чепуха. Я вовсе не жажду одиночества. Однако глупости меня не соблазняют. Я выйду замуж за… – Умолкаю, едва не сказав: «За того, кого выберет тятя». – Во всяком случае, не за гойского купчишку, явившегося невесть откуда. Что у тебя общего с такими? А те, кто обходит законы природы, не иначе – колдуны.