он перед Масленицей в Торопец встречать сына, четыре весны ждал с замиранием сердца свистка, возвещающего о приближении поезда. Насколько же хорошо и дорого было видеть лицо, близкое ему по самой природе… А этой весной лицо, обретшее совершеннолетие, прибудет само, да по другому маршруту. Не будь мятежа, он бы и дело сделал, и Федю встретил.

Экскурсия прошла впустую. Налетела пурга на талые воды, начальство по избам попряталось, в лесничестве — один сторож. Угрюмый старик. Когда-то учил приходских парней хором петь. Петровича не памятует. Таких у него на клиросе перебывало несчетно. Новостей про вырубку леса не слыхал. Но есть другая новость: ихний работник по наущению ведьмы собственную бабу забил и в колодец бросил. Был суд. Ведьма та и парня до гадкого дела довела, и зиме когти распустила…

— Проказы природы, — поддержал беседу Петр Петрович.

— Нет, тут действие нечистой силы, — не согласился сторож с представителем ВИКа. — Снега-то таяли дружно, и вдруг метель. Один человек зло содеял, а ненастьем наказал всех.

— Ничего, весна возьмет свое, — утешил Петр Петрович угрюмого старика.

Обратная дорога привлекательной не показалась, а все же доставила удовольствие.

Во-первых, не провалился в присыпанную свежим снежком прорубь, подоспела ель, протянула лапу. Ухватился он за нее и вышел из воды сухим. Не удалось проруби искупать его в ледяной ванне. Во-вторых, сдержал партийное слово, и сторож тому свидетель. В-третьих, мысли о Феде согревали стылую душу. Прибудет сын, привезет из города солнце.

* * *

Жалкий месячишко, и тот спрятался за тучи. Ноги вязнут, света Божьего не видно. Морок, а не путь. Идти по нему с тяжелой поклажей было мучительным испытанием.

Но вот вдалеке показались избы. Одна из них, со скошенной набок крышей, принадлежала семье Ванька, однокашника по приходской школе. Если что, он Федю на ночлег примет. Хотя не очень-то они и дружили. Скорее всего, по вине отца. Петр Петрович постоянно ставил Ванька в пример. Из-за голоса. Ванек пел в церкви. Но не хором. Соло. Сам неказистый, а голос, как у соловья. Увез Ванек свой голос в город на обучение, однако на Масленицу возвращал его в деревню и давал ему полный ход на местных супретках. Девки увивались. Не за ним, конечно, за его голосом.

Из-за мятежа Ванек до дому не добрался, но на ночлег пустили, за что Федя уплатил матери Ванька косынкой, которую вез племяннице. Утром он угостился чаем с сушками и отправился на почту, где отбил телеграмму: «отец шли подводу».

Почта и сельсовет

Петр Петрович телеграмму получил, почтальоншу с женским днем поздравил, правда, с пустыми руками. Прибудет сын, они это дело поправят.

— На Масленицу отродясь такой погоды не было, — вздохнула завпочтой, пребывая в относительном тепле и полном безветрии. — Чего в дверях-то стоишь, проходи.

Образцово-показательный орган связи был устлан свежеокрашенными досками, что усложняло подступы к завпочтой. Целая процедура: стряхнуть снег с шапки, обмести веником снег с обуви, вытереть подошвы о половик…

— Как бы Федя в дороге не застрял… — развел руками Петр Петрович. — С Теребуни доправы нет…

Какие у него были руки? А сам он весь, целиком? Ни одной фотографии…

— Подсоблю. Почтальон тамошний и в ненастье газеты развозит.

— Новости должны быть свежими и общими, — согласился Петр Петрович, продолжая стоять в дверях. — Даже плохие. Чтобы и радоваться, и огорчаться сообща. Иначе ерунда выходит. В городе — мятеж, а мы масленицу справляем.

— Не масленицу, международный женский день. А контрреволюцию мужики устраивают. И за это Ленин, — перекрестилась завпочтой на вырезанного из газеты вождя, — покажет им кузькину мать!

— Как бы нам не показал… На одном только нашем районе числится задолженность на 11740 пудов!

— С кого теперь будешь взыскивать, Петрович?

— Запутанность большая, а надо сделать в срок, иначе дисциплинарный суд.

— Не мути воду, — пригрозила кулаком завпочтой. — С меня доправа с Теребуни, с тебя — честное партийное, что корову не заберешь.

Петр Петрович дал честное партийное, нахлобучил на голову ушанку, отворил дверь и, подхваченный ветром, понесся по свежему крупитчатому снегу к подводе. Худая лошаденка била копытцами, загонял он ее по сельсоветам: всюду спешка, нет возможности быть одновременно на всех местах, и результат по задолженности растет. Вновь перебор на 843 пуда. Где, который сельсовет пропустил?

Тпру! Лошаденка встала у избушки с надписью «Сельсовет». Наспех сбитая фанерная изгородь кренилась на ветру.

— Стоять! — осерчал Петр Петрович и с размаху пнул фанеру ногой.

В конторе ждала его депеша: «Работу считать ударной. Вы являетесь чрезвычайным уполномоченным и несете всю ответственность. Поступенчатые семссуды слабые, поскольку не составлены все списки. Принять все меры по взысканию вплоть до принудительного взыскания».

Выходит, поборы и есть наш ударный труд? Там корова, там часики, тут дырявый самовар… Куча ребятишек-оборванцев при задолженности в 50 пудов…

На это придется ответить.