И вся эта троица с самого начала давала понять: уж если «первоходу» сейчас не задают никаких вопросов, это вовсе не значит, что ему не зададут никаких вопросов чуть позже. Пока же арестанты присматривались к гостю, осторожно прощупывая, что он за тип и чего от него можно ожидать. Илью несколько раз провоцировали на необдуманные шаги – он сдержался. Дважды к нему обращались не слишком уважительно – Корнилов, прекрасно понявший причину подобного неуважения, не поддался и на это...

Конечно же, Илья подозревал, что менты поместили его в так называемую «пресс-хату», чтобы силами уголовников выбить нужные для себя показания. О существовании таких вот «пресс-хат» он прекрасно знал: среди пацанов из его двора немало людей уже отмотали сроки, и им было что рассказать. Поэтому Корнилов все время был начеку. Как показали события последнего дня – не напрасно...

Тот вечер проходил в камере, как обычно. Появление баландера, раздача пайки, дележка ржавой «чернушки». После ужина арестанты обратились к привычным занятиям – просмотру телевизионных «сеансов», игре в домино и нарды, чтению переданных с воли газет.

На Корнилова по-прежнему демонстративно не обращали внимания, и это настораживало. Тем более что многозначительные взгляды, которыми то и дело обменивались кавказец и блондин-тяжеловес, говорили Илье о многом. Стараясь казаться спокойным, он улегся на шконку и смежил веки, делая вид, что спит. Корнилов прекрасно понимал, что засыпать нельзя: уж если сокамерники решили устроить ему разборку, то произойти это должно именно ночью.

Так оно и случилось. После окончания последнего выпуска теленовостей, когда телевизоры были выключены и на «хате» воцарился фиолетовый полумрак, к его шконке, наконец, подошли все постояльцы «хаты». Предводительствовал кряжистый блондин.

– Чо копыта разложил, падла? – уже накручивая себя на предстоящую драку, пробасил он. – Поднимайся, маромойка. Базар к тебе один небольшой есть.

– Сычас убыват тебя будэм, – мрачно пообещал кавказец, подходя к изголовью шконки.

– А перед этим очко на британский флаг порвем! – неожиданным фальцетом сообщил прохиндей.

В десанте Корнилова научили многому – в том числе и убивать голыми руками. В таких ситуациях не следует распаляться, нервничать, поддаваться на провокации, реагировать на обидные слова. Илья уже знал, что ударить надо первым и обязательно неожиданно – это внесет растерянность в ряды нападавших. А дальше как получится. Это только дурак может составлять подробный план драки. В подобных случаях единственно правильное решение – действовать по обстоятельствам.

Хук правой – и стоявший впереди блондин, не ожидая такого начала, отлетел в сторону. Корнилов пружинисто вскочил с нар и, оттолкнув локтем стоявшего слева кавказца, впечатал кулак в челюсть вертлявого прохиндея. Но следующего удара нанести не сумел: кавказец, на редкость резво поднявшись, с животным рычанием бросился ему в ноги, и Илья, потеряв равновесие, тяжело свалился на пол.

И тут же на него посыпался град ударов.

Треск, глухое гудение в голове, беспорядочные пинки... Корнилов понимал: надо во что бы то ни стало подняться и, прислонившись спиной к стене, попытаться вырубить главного – то есть блондина. Ведь любая свора сильна прежде всего сплоченностью вокруг вожака. А уж если вожак окажется поверженным, разобраться с остальными будет несложно...

После удара ногой в затылок перед глазами Корнилова поплыли огромные фиолетовые круги. Илья хотел подняться, он даже встал на четвереньки, но тут же получил удар по почкам. А удары продолжали все сыпаться. Боль сменилась отчаяньем, отчаянье – лютой ненавистью к нападавшим. И тут необъятная волна гнева заволокла глаза. Илья понял – сдерживаться он уже больше не будет. Поднявшись, Корнилов сумел-таки сгруппироваться и нанести сильнейший удар в голову кавказца. Хрустнула переносица, и враг, обливаясь корвью, отлетел к чугунному унитазу. Удар локтем в солнечное сплетение заставил вертлявого прохиндея заохать и опуститься на шконку.

Кряжестый блондин, явно не ожидая от почти поверженного врага такой прыти, отступил на шаг назад и медленно опустил руку в карман. В огромном кулаке блеснул заточка из металлической ложки. Блондин медленно наступал, выставив перед собой острие импровизированного ножа. Он, не мигая, смотрел в глаза будущей жертвы, явно стараясь парализовать волю к сопротивлению... Знал бы он, что в «десантуре» Илья без особого труда обезоруживал и нескольких вооруженных ножом противников! Ложный удар, грамотно проведенный захват – и нападавший, сильно ударившись головой о дверь, потерял сознание. Из его рта потекла тоненькая струйка крови, он что-то прохрипел, но тут же затих.

– Какие еще вопросы? – Илья вопросительно взглянул на кавказца, прижимавшего к переносице окровавленную пятерню. – У тебя нету? А у тебя? – Бывший десантник перевел взгляд на прохиндея. – Тогда спрашивать буду я. Вам менты приказали меня отпрессовать, так ведь? Так вот, передайте своим хозяевам, что я ни в чем не виноват. Так что пусть эти дармоеды свой хлеб отрабатывают и ищут настоящего маньяка...

Неожиданно в коридоре послышались торопливые шаги, и в камеру ворвались вертухаи. Вскоре появился и офицер с красной повязкой на рукаве – корпусной. Мгновенно оценив ситуацию, он распорядился отправить блондина в «больничку», а самого Илью – в карцер. Однако в последний момент отменил это решение: подследственного Корнилова И.С. срочно затребовали на опознание в Ялту.

– Ничего, вернешься – я тебе такое устрою, что тебе небо с овчинку покажется! – пообещал он Илье.

* * *

Человек всегда считает, что готов к самым неожиданным поворотам судьбы, а как получает внезапный удар по темечку, так сразу и теряется, и задается вопросами типа: «а почему это именно со мной случилось?» да «как я мог такого не предвидеть?».

Кто-кто, а Дима Ковалев за свою недолгую, но полную злоключений жизнь старался ничему не удивляться и никого ни в чем не винить. За свои двадцать пять лет Митя, ветеран войн на Северном Кавказе, пережил немало: кровь, слезы, смерть, тяжелейшее ранение, плен, ампутацию, рабство, побои и, самое страшное, – равнодушие и предательство людей, которых он когда-то уважал... Но, несмотря на инвалидность, брат Оксаны всегда оставался настоящим бойцом, ожидающим удара судьбы в любой, пусть даже самый неподходящий момент.

Вот и теперь, сидя в инвалидной коляске рядом с облупленным зданием ялтинского спецприемника-распределителя, Дима задумчиво курил сигарету и, рассеянно поглядывая на голубое небо над городом и зеленые горы, вспоминал события последних дней, пытаясь отыскать в их последовательности некую скрытую логику...

Он хорошо помнил, как Оксана везла его в инвалидной коляске по улице. Как остановила такси – какие-то белые «Жигули». Как водитель предупредительно предложил сложить инвалидное кресло в багажник. Затем был сильнейший удар и падение с лестницы, после чего все померкло... А вот дальше нить воспоминаний выглядела не прямой, а пунктирной, неровной и хаотичной, словно прерванное сновидение.

Он пришел в себя лишь в милицейском «приемнике-распределителе». Старлей, оформлявший бумаги на безногого клиента, даже немного ему посочувствовал – мол, это еще твое счастье, что ты тут оказался, не забрали бы – подростки могли бы избить и коляску забавы ради украсть. И никакая милиция ни тобой, ни твоей «инвалидкой» не занималась бы: тут, в Ялте, других проблем хватает.