Из плюща участники вакхических празднеств плели венки. Плющом они украшали свои просторные одежды и обвивали ими тирсы. Змеи, принадлежащие миру хаоса, тоже всегда сопутствовали Дионису. Во время празднеств ими опоясывались, их держали в руках и даже исступленно прижимали к груди. В декорациях, которые расставляет перед зрителями Голдинг, плющ и змеи отсутствуют. Зато тут есть лианы, недвусмысленно напоминающие змей и виноградные лозы. Лианы как плющ обвивают стволы деревьев и как змеи расползаются по земле. Они создают картину естественного хаоса, вырвавшегося откуда-то из глубин на поверхность. Хаос поначалу противостоит колониальным и приключенческим амбициям голдинговских персонажей: лианы (creepers[12]), опутавшие лес, будут цепляться за их одежду, мешать им продвигаться в глубь острова и осваивать дикий мир. Но очень скоро зеленые змеи хаоса присвоят этих новых обитателей, уподобят их себе, проникнут в их героические усилия и даже в их речь. “I’ll creep up and stab (Я подкрадусь и ударю)”, – заявляет Джек, объясняя, каким именно образом он убьет свинью.

Итак, Голдинг нарисовал и расставил декорации. Но начинать спектакль еще рано. Нужно познакомить публику, ожидающую робинзонаду, с главным действующим лицом, а затем очертить пространство театра со зрительным залом, балкончиком и сценой.

“Вакханки” Еврипида открываются прологом. На сцене появляется бог Дионис, изнеженный женоподобный юноша. Венок из плюща прикрывает его светло-золотистые волосы. Поверх хитона – накидка, стянутая пестрым поясом. В руке – неизменный атрибут: тирс, обвитый плющом.

У Голдинга к зрителям выходит Ральф. (Хрюша со своими докучливыми практическими советами плетется где-то позади.) Ральф одет вовсе не как Дионис, а как обычный английский школьник. Скоро он сбросит одежду и предстанет перед зрителями как прародитель Адам до грехопадения, голый и невинный. Но пока он раздевается, обратим внимание на несколько деталей, как будто бы ни о чем не говорящих.

В переводе выражения “heat hit him” (“обдало жаром”) исчезает игра слов и звуков, мелодический поток, энергия острова, проникающая в тело персонажа и вовлекающее его в свое движение. Но и перевод красноречиво свидетельствует о том, что пальмы, эмблемы плодородия, уже бросили свою зеленую тень на тело Ральфа, приобщив его к хаосу, к природным процессам умирания (осколки кокосов, похожие на черепа, напоминают о смерти) и воскресения, процессам, которые неразрывно связаны с Дионисом.

Еще одна немаловажная деталь: пряжки на ремне Ральфа сделаны в виде змеиных голов. Стало быть, Ральф, сам того не зная, перепоясан змеей, как записной вакхант. Впоследствии змей (или зверь) станет в романе повторяющимся знаком древнего хаоса, неуправляемой природы, бессознательного, всего, что будет внушать обитателям острова безотчетный страх. Он явится в образах вьющихся лиан, огненных потоков огня и наконец дьявола со свиной головой, искушающего христоподобного Саймона.

Вернемся, однако, к герою, представленному зрителям. Обнаженный, он с восторгом замер перед сверкающим океаном и уподоблен даже не столько Адаму, сколько античному богу. Он светловолос, как Дионис у Еврипида, так же женственно красив, но при этом гречески атлетичен: в его широких утяжеленных плечах угадывается мощь будущего боксера. Голдинг дает еще один намек, заставляющий зрителей, разглядывающих Ральфа, вспомнить об античном боге: тело Ральфа, его волосы, его лицо светятся золотом.

Ральф напоминает то ли Диониса, чьи волосы светло-золотисты, то ли антагониста Диониса, златокудрого Аполлона, играющего на златострунной кифаре. У Еврипида прорицатель Тиресий, беседуя с Пенфеем, противопоставляет этих двух богов как два дополняющих друг друга жизненные начала. В любом случае Ральфу еще предстоит определиться с выбором между хаосом (Дионисом) и порядком (Аполлоном). Но пока он далек от всяких размышлений. Ральф прыгает в воду, плавает, ныряет, затем, обновленный и посвежевший, вылезает на берег и выходит на сцену.

А сцена, удобные подмостки с кровлей, навесом и со скамейками, на которых будут сидеть актеры, уже готова.

Именно здесь, на этой площадке, на скамейках из пальм под зеленой кровлей будут разыгрываться ключевые эпизоды трагедии. Так же как и у Еврипида, с участием героев и обязательно – хора.

Хор необходим греческой трагедии. Он участвует в действии, наблюдает, комментирует, скорбит вместе со зрителями. Без него трагедии не получится. У Еврипида хор вступает на сцену во время пролога. Его участницы – спутницы Диониса, лидийские вакханки в длинных одеяниях с тирсами и короткими посохами в руках.