В связи с этим в 1875 г. опорным пунктом русской эскадры на Тихом океане стал Нагасаки. Крейсера проводили в этом городе большую часть года, с конца осени до начала лета, а Владивосток долго оставался лишь местом их летней стоянки. Естественно, что это было возможно лишь при условии добрососедских отношений с Японией. В 1877 г. 4 небольших русских легких крейсера в Нагасаки находились под постоянным и бдительным наблюдением 12 британских кораблей, среди которых был и броненосец{338}. После ввода кораблей Хорнби в Мраморное море русское представительство в Токио находилось в постоянном ожидании телеграммы о начале боевых действий, после чего крейсерская эскадра должна была немедленно покинуть японские воды и начать действия против английской морской торговли{339}. Естественно, что о защите русских дальневосточных берегов силами флота не было и речи. В 1885 г. ситуация практически не изменилась. Гарнизон Владивостока весной 1885 г. состоял только из двух бригад 4-батальонного состава — 1-й и 2-й Восточно-Сибирских.

В это время англичане готовились, в случае войны с Россией, атаковать ее форпост на Дальнем Востоке — 26 апреля 1885 г. они высадили десант на архипелаге Гомундо (острова Сундо и Садо) в Южной Корее, чтобы получить базу для возможных действий против России в будущем{340}. Имея в Тихом океане 2 броненосца, 3 корвета и 4 винтовых шлюпа, британский флот обладал безусловным превосходством над русским, не имевшим в Тихом океане ни одного броненосного судна{341}. Опорным пунктом английской Тихоокеанской эскадры должен был стать порт Гамильтон (современный Гомундо, республика Корея), лучшая, с точки зрения Адмиралтейства, точка для наблюдения за русским Дальним Востоком, и в случае необходимости, для ударов по нашим портам{342}. Десант покинул острова только 27 февраля 1887 г. по требованию России, обещавшей взамен не занимать корейскую территорию{343}. Численность китайских войск (регулярной армии, маньчжурской конницы и запаса) в Манчжурии к концу 80-х гг. XIX века доходила до 175 тыс. чел., в то время как на всем русском Дальнем Востоке им могли противостоять не более 23 800 чел.{344}.

В августе 1886 г. Владивосток посетила китайская эскадра в составе 2 броненосцев и 3 крейсеров. Русская эскадра — броненосный фрегат, 2 канонерские лодки и 3 клипера — значительно уступала флоту Китая{345}. Китайцы чувствовали себя очень уверенно. Во время пребывания этой эскадры в Японии в том же месяце произошли столкновения их экипажей с японской полицией{346}. Осенью 1887 г. китайский флот пополнился еще 2 крейсерами британской, 2 германской постройки и 1 миноносцем, также построенным в Германии{347}. В Петербурге пришли к выводу о необходимости усиления Тихоокеанской эскадры, так как ее слабость могла вызвать «ложное понятие о нашей силе» в Китае и Японии. С начала 1887 года рассматривались и планы усиления армии на дальнем Востоке, но они не были реализованы из-за позиции мианистерства финансов{348}. Быстро переломить соотношение сил в регионе, на суше или на море, оказалось невозможно.

Петербург беспокоила перспектива расширения района возможного противостояния и на Приморье. Особое совещание по Дальнему Востоку, собранное 26 апреля(8 мая) 1888 года, отметило, что «…политические интересы наши в этих краях группируются преимущественно около Кореи, ввиду занимаемого ею географического положения, почему выяснение нашего образа действий в вопросах, относящихся до этой страны, должно преимущественно способствовать рациональному направлению нашей политики»{349}. В результате было принято решение, что приобретение Коери не может быть выгодно для России ни торговом, ни в стратегическом отношениях, а стремление к обладанию Корейским полуостровом может лишь ухудшить международное положение на Дальнем Востоке. Ввиду этого наиболее выгодным было признано существующее, полу-независимое положение Кореи, не допуская, в условиях существования англо-китайского союза, ее полного подчинения Пекину и превращение в китайскую провинцию{350}. Сделать это предполагалось исключительно дипломатическими средствами.

«Мы должны стараться поколебать в китайцах поддерживаемое в них нашими недоброжелателями подозрение, — гласил журнал совещания, — что мы сами имеем виды на Корею, и вселить в них убеждение, что точное соблюдение Тяньцзинского соглашения вполне нас удовлетворяет. Имея в виду, что в самоуверенности заключается средство внушить к себе уважение в азиатцах, мы не должны подавать китайцам повода думать, что мы опасаемся их замыслов; ввиду этого нам следует относиться с возможно меньшей придирчивостью к отношению Китая в Корее, посколько отношениями этими не нарушается означенное соглашение»{351}. В Сеуле предполагалось действовать, исходя из тех же целей: «Помня, что Корея сама по себе совершенно бессильна, необходимо удерживать корейское правительство от предприятий, направленных к изменению его отношений к Китаю, и советовать ему тщательно избегать всего того, что может послужить поводом к вмешательству Китая»{352}. Эта политика имела одно безусловное достоинство — стабильность и status quo в Корее поддерживал тогда не только Петербург, но Вашингтон и Токио{353}.