К сожалению, складывалось впечатление, что все ее усилия оказывались напрасны.

— Техники ничего не нашли, — попыталась угадать она, когда Санак подошел к платформе.

— Они нашли много всего, — мрачно ответил он.

Ария нахмурилась. В чтении языка тела была одна проблема: неопределенность. Она знала, что Санак чем-то расстроен; она не знала, чем именно.

— Что вы обнаружили?

— Его настоящее имя Пол. Когда-то он работал на «Цербер».

— «Цербер» пытается проникнуть на Омегу? — предположила она.

Батарианец покачал головой, и Ария разочарованно сдвинула брови.

— Просто расскажи, что тебе известно, — резко сказала она.

Арии всегда нравилось производить впечатление, будто она полностью владеет ситуацией. Говорили, что она всегда находится на два шага впереди конкурентов, потому что знает, что они скажут или сделают раньше их самих. Ничто не могло удивить ее, ничто не могло застать ее врасплох. Ей не нравилось бросаться догадками, которые оказывались неверны — это портило ее имидж.

— Грейсон раньше работал на «Цербер». Затем пошел против них. Это было как-то связано с его дочерью и женщиной по имени Кали Сандерс. Мы не смогли найти его дочь. Она пропала два года назад. Но мы нашли Сандерс. Техники сказали, что Грейсон звонил ей каждые пару недель. И он послал ей сообщение в ночь исчезновения.

— Где она? — спросила Ария, подозревая, что ей не понравится то, что она услышит.

— Она работала в школе для человеческих детей-биотиков. Но она покинула ее на следующий день после исчезновения Грейсона. Мы отследили ее до Цитадели. Сейчас она под защитой адмирала Дэвида Андерсона.

Знания Арии в области политики и власти простирались далеко за пределы банд Омеги. Она узнала имя Андерсона: он был консультантом советника Доннела Удины и одним из высших дипломатических чиновников Альянса.

Королева Пиратов правила Омегой железной рукой. Ее влияние в той или иной форме распространялось по всем Граничным Системам. У нее даже были агенты, работающие внутри Пространства Цитадели. Но сама Цитадель была совершенно другим делом.

Во многих смыслах эта огромная космическая станция была зеркальным отражением Омеги: она являлась экономическим, культурным и политическим центром Пространства Цитадели. И Ария прекрасно знала, что если бы власти Цитадели узнали, что она пытается как-то вмешиваться в тамошние события, ее ждало бы неминуемое возмездие.

Официально Омега не попадала под юрисдикцию Совета. Но если бы они почувствовали, что Ария пересекла черту, если бы они решили, что она представляет угрозу стабильности в Пространстве Цитадели, они вполне могли послать по ее душу Спектра.

Спектры не были связаны законами и конвенциями, составлявшими межгалактическую политику. Никто бы не удивился, если бы один из них прилетел на Омегу и попытался убить Арию. Шансы, что он сумел бы выполнить свое задание, были невелики, но Арии удалось прожить больше тысячи лет вовсе не потому, что она подвергала себя риску. Она была терпелива и осторожна, и даже смерть ее дочери не сможет изменить этого.

— Пока ничего не предпринимайте. Но следите за развитием ситуации, — распорядилась она. — Дайте мне знать, если что-то изменится. И продолжайте искать, куда мог деться Грейсон.

* * *

Грейсон пришел в себя, обнаружив, что находится в слабо освещенной камере. Он лежал на маленькой койке в углу. Одеяла не было, но ему оно и не требовалось — несмотря на наготу, он не чувствовал холода. У одной из стен он увидел туалет, у другой — встроенный шкаф, набитый армейскими продовольственными пайками и бутылками с водой, количества которых хватило бы на несколько месяцев. Кроме этих предметов первой необходимости, комната была совершенно пуста. Ни умывальника. Ни душа. Ни даже стула.

Он не имел понятия, сколько времени пролежал без сознания. Конечности отяжелели, разум был словно в тумане. Когда он попытался сесть, острая боль пронзила его голову от макушки до челюсти. Инстинктивно он схватился за голову и тут же в удивлении отдернул руку, потому что почувствовал под пальцами голую кожу.

«Должно быть, сбрили волосы, пока ты лежал пристегнутым на том столе, — рассуждал знакомый голосок в его голове. — Наверное, для того, чтобы было удобнее засаживать эту технологию Жнецов тебе в мозг».

Те ужасы, что сделали с ним «Церберы» в лаборатории, были еще свежи в его памяти. Он помнил, как неодолимая чужеродная сила вгрызалась в его мозг. Однако сейчас он почему-то не чувствовал ее.

«Она ушла? Или просто спит?»

Ему следовало бы испугаться, даже прийти в ужас. Вместо этого, он чувствовал лишь усталость. Опустошение. Даже мысли давались с трудом; его разум обволакивал густой туман, а попытки сконцентрироваться вызывали новые вспышки боли внутри черепа. Но он должен был попытаться и составить воедино картину произошедшего.

Почему «Церберы» посадили его в камеру? Возможно, это какая-то часть эксперимента. Возможно также, что что-то пошло не так, и они прервали проект. В любом случае, он по-прежнему оставался пленником Призрака.

Его живот заурчал, и он взглянул на пакеты с едой.

«Осторожнее. Там может быть наркотик. Или яд. Или же им просто нужно, чтобы ты поел, и та штука, что они засунули тебе в мозг, начала расти».

Последней причины оказалось достаточно, чтобы он проигнорировал голод, хотя и открыл бутылку с водой и сделал длинный глоток. Он мог долго продержаться без пищи, но ему нужна была вода, чтобы оставаться в живых. А Грейсон вовсе не хотел пока расставаться с жизнью.

Несколько минут он изучал остальную часть камеры, обнаружив лишь, что там не было больше ничего интересного. Затем на него нахлынула крайняя усталость, и ему пришлось снова лечь. Прежде чем он успел понять это, он уже глубоко спал.

Грейсон не имел понятия, как долго уже провел в заточении в этой крошечной камере. Он проваливался в сон и просыпался пять или шесть раз, но это не позволяло ему понять, сколько на самом деле прошло дней. Его покинула энергия. Покинули силы. Даже попытки оставаться в сознании стоили ему колоссальных усилий.

Никто не приходил к нему. Но он знал, что они где-то рядом. Наблюдают за ним. Изучают его.

Эти ублюдки напичкали его датчиками, так чтобы иметь возможность следить за тем, что происходит у него в голове. Он чувствовал крошечные твердые бугорки под кожей, когда проводил пальцами по щетине, отрастающей на его бритом черепе. Два на макушке. Еще пара надо лбом. По одному за каждым ухом и еще один большой около шеи.

Некоторое время назад он попытался выковырять их ногтями, царапая кожу на лбу, пока не пошла кровь. Но не смог проникнуть достаточно глубоко, чтобы достать датчики.

«Или же ты просто не хочешь этого. Они трахают тебе мозг, помнишь?»

Остаток фразы, которую пытался сказать голосок, потонул в оглушающем урчание в желудке — голод разрывал на части его внутренности, будто какое-то животное, пытающееся выбраться наружу.