Кошке это явно не нравится. Она прижимает уши к голове и припадает еще ниже к земле. Мышцы ее сгруппированы для прыжка.

— Вот умница, — продолжает позади меня таинственный малявка. — Продолжай в том же духе.

«Нет, не могу, ничего не выйдет», — думаю я, но тем не менее отвожу ногу назад, нащупывая твердую почву, делаю следующий шаг, а потом еще один. Я знаю, что кошка уже давно готова к прыжку. Я так крепко сжимаю нож в руке, что пальцы начинают неметь.

— Еще несколько шагов, — подсказывает незнакомец.

Тем временем кошка подкрадывается все ближе, и делает это так аккуратно, что глаз не замечает ее перемещения. Животом она прижалась к земле, глаза-щелочки уставились на меня. Копчик хвоста снова нервно дергается.

«Боже мой, боже мой, боже мой!» — раздастся в голове голосок Плинки Дура.

Ноги скользят по земле, я делаю еще два шага.

У меня создастся впечатление, что между мной и кошкой существует телепатическая связь. Я чувствую, как напрягаются ее мышцы. Я знаю, что она сейчас прыгнет.

И тут я ощущаю на плече чью-то руку, которая в следующее мгновение резко толкает меня в сторону. Я валюсь с ног, и вот уже малявка, руководивший движениями, стоит передо мной. Все это происходит так быстро и неожиданно, что мы с кошкой не успеваем сообразить, в чем дело.

Незнакомец поднимает руку вверх. С того места, где я лежу, мне видно, что в руке он держит кнут. Он ловко щелкает им прямо перед носом у кошки, и та отскакивает назад как ужаленная. Мужчина подходит к зверю и щелкает кнутом еще раз. Затем раздастся третий щелчок, и я понимаю, что именно сейчас должно произойти что-то серьезное.

И вот — чудо из чудес! — кошка разворачивается и удирает прочь.

Мужчина еще некоторое время смотрит в заросли сорняков, где только что исчезла кошка. Кнут малявки стелется по земле. Когда он поворачивается, я уже успеваю немного перевести дыхание. Однако я чувствую, что ноги еще слабы, а потому остаюсь сидеть на земле. Малявка подходит поближе.

Он подает мне руку, затем снова оборачивается, чтобы проверить, не вернулась ли кошка. Я поднимаю нож, вытираю с лезвия грязь и укладываю его в ножны, крепящиеся на ремне у меня на пояснице. После этого неспешно поднимаю упавшую на землю сумку.

— Вот это да! — восхищенно произношу я. — Похоже, ты уже и раньше такое проделывал.

Он небрежно пожимает плечами:

— Проживи с мое на природе, и ты тоже кое-чему научишься.

«А ведь он не шутит», — думаю я.

Теперь я начинаю понимать, кто он такой. Его выдает еще и одежда: куртка и штаны, сшитые из шкурок крота или землеройки.

— Ты ведь дикарь, да? — высказываю я свою догадку.

Большинство малявок обитает в домах или других зданиях. Держатся они маленькими семьями, чтобы их не заметили верзилы, владельцы домов. В то же время они селятся там в достаточном количестве, чтобы помогать друг другу и не испытывать одиночества. Но среди малявок всегда были и такие, кто предпочитал жить на природе, не желая сковывать себя четырьмя стенами. Их называют дикарями. Именно такой дикаркой хотела стать я сама, пока не убедилась в отсутствии навыков, необходимых для жизни в лесу.

Два или три раза в год к нам приезжали дикари и гостили по несколько дней. Они рассказывали нам новости о других малявках, делились последними сплетнями, а платой за это были домашние кушанья и наше общество. Мы с братом Тэдом восхищались дикарями. А почему бы и нет, собственно говоря? Мы были детьми, а свободная жизнь дикаря-путешественника всегда казалась нам полной романтики.

Правда, в течение целого года дикари к нам почему-то не захаживали, а этого мужчину я вообще раньше не видела.

— Мы предпочитаем, чтобы нас называли лесничими.

Я улыбаюсь.

— Понятно. А я вот хотела бы иметь рост в два метра, а не пятнадцать сантиметров, но что делать?

Он внимательно смотрит на меня, и на его лице тоже расцветает улыбка.

Ему примерно столько же лет, сколько и моему отцу, под пятьдесят, но лицо его все в морщинах, кожа выдублена ветром. Свои длинные волосы он завязал в «конский хвост».

— Я никогда раньше не видела, чтобы малявка победил кошку, — признаюсь я.

— Нам с тобой повезло. Это была домашняя кошка, ты же видела на ней ошейник, верно? У нее свои инстинкты, но охота на малявку для нее только игра. Дикая кошка сразу бы придушила тебя, ты бы и глазом моргнуть не успела.

Меня передергивает от одной только мысли об этом.

Он наклоняет голову вбок и принимается изучать меня.

— Ты, должно быть, Тетти Вуд, — говорит он. — Меня предупредили, чтобы я приглядывал за тобой.

Мне не нужно долго раздумывать, чтобы догадаться, кто именно дал ему такое задание. Мои родители, должно быть, повстречались с ним, когда подыскивали себе новое жилье.

— Не надо называть меня Тетти, — говорю я.

— Но это ведь твое имя.

— Нет, на самом деле меня зовут Элизабет.

Он понимающе кивает:

— И ты сама выбрала его для себя.

— А тебя в этом что-то не устраивает?

— Да нет. Просто… Тетти — очень хорошее имя для малявки.

— А я не хочу хорошее имя и вообще не хочу быть хорошей: следовать всем правилам без исключения, как какая-то глупая овца.

— В общем-то, овцы не такие уж и глупые.

— Ну, ты понял, что я имею в виду.

— Конечно. Именно поэтому я и ушел в лесничие, а не стал жить в доме, как это привыкли делать вы, домовитые.

Я не сдерживаюсь и хохочу от души. Я раньше думала, что название «домовитые» можно встретить только в книжке. Однако именно так следует называть мое семейство и других малявок, с которыми мне приходилось встречаться раньше. За исключением, конечно, дикарей и вот этого чудака в куртке и штанах из шкурок крота.

— А как зовут тебя? — спрашиваю я.

Он снова улыбается:

— Какое имя тебя интересует? То, которое мне дали при рождении, или то, которое я выбрал сам?

«Ну, хватит уже этих загадок и вообще всякой таинственности», — с легким раздражением думаю я.

— То, на которое ты будешь отзываться, — нахожу я нужный ответ.

— Зови меня Бакро.

Я киваю.

— Ну, и что же теперь? — интересуюсь я. — Тебе случайно не сказали, что ты должен вернуть меня родителям?

— Никто не может указывать мне, что я должен делать, — твердо произнес Бакро. — Особенно домовитые.

— Но ведь ты сам сообщил мне, что тебе велели приглядывать за мной.

Он улыбается.

— Но не сделать с тобой что-либо после того, как я тебя повстречаю. Так что же ты сама намереваешься предпринять?