Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ю. П. Может, и невозможно. Но ведь я же сижу перед Вами, а стало быть – существую. Любая экспертиза подтвердит, что все Вами перечисленное, написано одним лицом. Тут, наверное, в другом дело. Мои вещи обрушились на читателя довольно-таки неожиданно – в последний год. Но ведь писались-то они не год и не два. У нас в стране, и не только у нас, существовала, существует и еще долго будет существовать изощренная и многосложная система сокрытия нежелательных авторов. Тут ничего поделать невозможно! Скажем, за последние десять лет советские издательства выпустили всего лишь три моих книги, причем, настолько их изуродовав, переврав и перепортив, что и моими-то я их считать не могу. На прочее же просто был навален тяжеленный свинцовый крест. Газетные и журнальные публикации сокращали, обрезали, искажали до неузнаваемости… Что об этом говорить! У меня ведь нет собственного сыскного агентства, и я не знаю точно – кто именно организовывал травлю в масштабах страны, кто давал негласные инструкции издательствам и редакциям, кто запрещал публикацию обо мне каких-либо сведений кроме порочащих.
Корр. Были и такие?!
Ю. П. Были! И, можете не сомневаться, еще будут. Система работает. После тех инструктажей, которые мне давали в так называемых «вышестоящих органах», после телефонных звонков с угрозами и подметных писем, состряпанных неизвестно кем, у меня никаких иллюзий оставаться не может. Хотя… это все надо пережить. Не будем травить душу читателю.
Корр. Зато какой теперь успех! Какой триумф! Три миллиона…
Ю. П. Это хорошо, что Вы мне напомнили про три миллиона и триумф. Позвольте выразить всей редакции «Голоса» крайнее мое неудовольствие и протест по поводу дифирамбов, которые пелись в первом номере! Так нельзя делать даже из благих побуждений, это уже какая-то иная крайность. Надеюсь, впредь ничего подобного не случится!
Корр. Юрий Дмитриевич, мы написали то, что есть, не приукрасив ни слова, ни цифры… и кстати, сейчас число желающих подписаться приближается уже к пяти миллионам. А многие пишут: «у нас бы и еще прислали заявок, да сомневаются, слишком необычно». Так что число потенциальных подписчиков можно смело увеличивать и втрое, и вчетверо! Чего ради мы должны умалчивать факты?!
Ю. П. Дело не в фактах! Дело в ответственности! Вы можете пообещать каждому из приславших заявку, что он получит собрание сочинений? Нет?! И я не могу! Нас душат! Нас давят со всех сторон! Кто нам позволит развернуться до миллионных тиражей?! Проклятый дефицит! Это мы с Вами прекрасно знаем, что он искусственный, что в стране навалом бумаги и простаивают типографии, что можно выпускать сколько угодно печатной продукции, на всех!!! Но читатель этого не знает, ему заморочили голову бесконечными запугиваниями: того нету, сего нету! И все покорно жмутся по своим углам, готовы терпеть и молчать! А бумага гниет и мокнет на складах, станки плесневеют и ржавеют, колбаса разлагается на свалках, рыба тухнет в трюмах… Мы не имеем права обнадеживать людей, мы не имеем права уподобиться тем болтунам, что обещали горы золотые, а усевшись в кресла, позабыли про все и сровняли с землею даже пригорочки. И потому – не надо лишних слов! Только дело! Только дело!
Корр. Ну, хорошо. Вернемся же к теме, Вы так и не ответили на многие вопросы.
Ю. П. Тогда слушайте. В лагерях я не сидел, в психиатрических спецтюрьмах тоже. Хотя ходил по лезвию, иногда клевал на провокации… но всегда что-то удерживало, что-то спасало, наверное, работа, вся эта бесконечная писанина. Работа помогала не замечать слежки, не думать о тяготах, об этом страшном полулегальном существовании, о возможности каждую секунду распрощаться если не с жизнью, то со свободою – это жуткое напряжение, если бы не писанина, или сошел бы с ума, или же – в петлю. Первые годы травли пытался бежать в гульбу, запои, лишь бы хоть на время уйти от реальности невыносимого бытия. Это не спасало, лишь усугубляло дело… Но прихвастну малость, позволю себе: так пройтись по лезвию и не свалиться ни влево, ни вправо, ни на острие, мало кому удавалось, может, и вообще никому, ведь сгорали на мелочах, на пустяках, на случайно оброненном слове, на оставленной записке… нашего брата били с двух сторон: и власти, и пятая колонна, мы были изгоями и в собственной стране и за рубежами ее, где официальных советских диссидентов принимали с распростертыми объятиями. Нам же нигде не было места! Сейчас, когда я слушаю все эти басни о том, как настрадались наши придворные диссиденты в Союзе, как их выперли якобы отсюда, я испытываю приступы тошноты! Насильно выдворили из страны Александра Исаевича Солженицына, подлинного русского писателя, подвижника Святой Руси, еще троих-четверых вывезли чуть ли не в мешках. Но все те, что сейчас въезжают в Россию на белых конях, уматывали на запад, потому что им не на что было уже тратить здесь свои деньги, они были пресыщены изданиями, премиями, наградами, их подолгу уговаривали, чтоб они остались – уговаривали все подряд: и партейцы, и гэбэшники, и в творческих союзах, обещали еще орденов, чинов и премий, но они хотели долларов! долларов!! долларов!!! Хотели они, разумеется, и раскрепоститься в творчестве, это понятное дело… но все раскрепощение выливалось в известную форму: «Россия – сука!» Обратите внимание, «страдальцы» обижались почему-то не на власти, не на органы, не на партию, а на Россию, на Русский Народ! Можно подумать, это от народа они обиды терпели. А настоящие-то страдальцы и страстотерпцы так из лагерей и не выбрались, так и сгинули в них навечно, многих мы не узнаем никогда! И к слову, Вы напрасно назвали лагеря эти «троцкистко-сталинскими». Систему концентрационных лагерей в России ввели по указам Ленина, Дзержинского, Бухарина, Троцкого, Свердлова и прочих, так что выделять двоих не стоит. И система эта продолжает процветать – вполне можно добавлять в цепочку имена всех последующих руководителей. Интересно, что наряду с ней, параллельно, с успехом вводится новая система концентрационных лагерей: система «лечебно-трудовых профилакториев»! Такой новации, такого архипелага не могла себе вообразить даже «сталинская административно-командная система» – при ней пресловутой «тройке» хотя бы для виду надо было обосновать ярлык «врага народа», а ныне – стандартное заключение никому не ведомой медкомиссии, и вперед – за колючую проволоку. Я твердо верю, что узнаем мы всю правду обо