— Жрут свиньи, товарищ старшина второй статьи, — чуть ли не прорычал Федос, — видите: матрос с бачком горячим идёт. Зачем его посреди камбуза застраивать?

— Ага, — сказал из-за спины старшины Зелёный, — не по-матросски как-то.

— Ну, ждите полундры, караси. Вы оборзели вконец! Я вас, поповских, дрочил и дрочить буду!

— Дрочить будете в туалете, — дерзко ответил Федосов.

Неясно, чем бы закончилась эта перепалка — дракой или кучей угроз и оскорблений, если бы не появление на сцене еще старшака с погонами главного корабельного старшины. Сухощавый парень с чубом, торчащим из-под пилотки, чуть прихрамывая, подошёл к нашему столу, посмотрел на второстатейного старшину и, хищно улыбнувшись, скомандовал:

— Гхвоздь! Што опять до салажат вяжешься! Те старые поповские мало поджопников давали? Вали в аппаратную, там мы с тобой патом похаварим.

Какой знакомый казачий акцент! В моем городе все мужское население именно так и «гхаварит»!

Старшина Гвоздь двинул плечом Зеленого и ушёл.

— Пацаны, хто Брейк? — спросил «чубатый». Я, улыбнувшись, встал и пожал протянутую руку.

— Старшой, я ево заберу? — спросил мой земляк Федосова. Саня, естественно, отказать не мог, но в глазах у него явственно проскользнула грусть. Я сейчас пойду с земляком, а ему придётся «рухать» для Михеля чай и сахар.

Старшина меня повёл не в расположение связистов, а куда-то за казарму, за которой стояли какие-то машины, от которых шли провода к неподалеку стоявшему антенному полю. Возле машин под грибком рядом с табличкой «ПУС» стоял молодой матрос с красной повязкой и штык-ножом на поясе. Увидев старшину, он чинно отдал честь, с шиком кинув руку к черному матерчатому берету.

— Шо, есть хто с «рундуков» али охвицеров?

— Никак нет, товарищ главстаршина! Все убыли!

— Харашо, я с земляком у себя буду, если что — по второму коду. Вапросы есть?

— Никак нет!

Ух ты, как у них всё отлажено — и отдание чести, и доклад. Я на этой части территории еще ни разу не был и на всё окружающее пялился с откровенным интересом. Мы прошли по дощатому настилу между машин, замаскированных маскировочными сетями. Главстаршина остановился возле одной из них, поднялся по металлической лестнице и постучал в дверь.

— Тибе сюды нельзя. Щас я проверю и пойдём ко мне в хоромы, — он кивнул на штабной прицеп, стоявший напротив.

Из-за двери высунулась голова какого-то матроса. В эту голову сразу же прилетел щелбан и вопрос:

— А что это мы, товарищ старший радист, открываем дверь, пароль не спросив, а? Сколько вас учить можно?

— Товарищ главстаршина, ну я же видел, что это вы, — начал оправдываться радист.

— Не гребёт! По концу смены — все резиновые коврики на палубе с посудомоем вымыть! Расслабились, пока я в госпитале валялся. Кто работает сегодня на центр?

— Обязательные сеансы отработали «Кальмар», «Китобой», «Краб».

— Хорошо, дежурь, я у себя.

Интересно, когда земляк разговаривал с подчинёнными, южнорусского акцента у него как не бывало. Говорит громко, чётко и с властной ноткой в голосе. Настоящий начальник! Я даже немножко обомлел и начал побаиваться. По металлической лесенке поднялись в прицеп. Земляк открыл висячий замок на двери, включил свет и пригласил зайти вовнутрь. Я открыл рот от удивления. Настоящая добротная каюта, стенки аккуратно обшиты красиво обожженной фанерой. По бокам — две металлические кровати-ящики, столик с дисковым телефоном у задней стенки, два металлических сейфа. Доски с документацией, полка с книгами, магнитофон, эмалированный электрический чайник. Вот это да! Вот так живут мои земляки. Больше всего меня поразило, что на стенде, висящем над кроватью, было написано: «Документация начальника радиостанции». Начальник! Главстаршина-срочник, начальник — мой земляк! Для меня это намного круче, чем знакомство с капитаном третьего ранга Чернокутским.

Земляка моего звали Николай Маслов, и мы хоть и были не из одного города, но зато из одного района. Посёлок, в котором проживал до службы Николай, я прекрасно знал, мы туда постоянно ездили со школы на уборку яблок и помидоров. А вот в ДОСААФЕ мы обучались вместе — в нашем городском. Только Маслов учился в классе радистов, а заодно попутно отучился в парашютном классе. Я даже вспомнил, когда его и еще одного парнишку из нашего парашютного класса провожали в армию. Я тогда только начинал посещать секцию после недавнего семейного переезда из Грозного по увольнению моего отца в запас из армейских рядов. Чествование курсантов ДОСААФа, уходящих служить, было делом обязательным, и я даже читал на торжественном собрании какую-то речь-обещание, что «мы молодые курсанты не посрамим… будем достойны…». Николай вспомнил меня и даже, чуть посмеиваясь, припомнил, как мне потом на общем «безалкагольном» застолье налили полстакана водки, а потом выводили на улицу проблеваться. Вторым парнем, которого мы провожали, оказался тот самый матрос из второй группы роты минирования, с которым после прихода с «бэдэ» меня обещал познакомить Дитер. Парни из нашего ДОСААФА попали вместе в «киевскую» учебку, а потом вместе по выпуску, упросив комиссию по распределению, уехали на флот.

Вот такие дела! Повезло — не то слово! Мы с хохотом вспоминали нашего парашютного инструктора Маратыча — старого десантника «маргеловского» разлива.

Маслов во время разговора откинул крышку одной из кроватей, начал доставать различные свёртки и коробки.

— Щас, повечеряем, мне тут сальца прислали. Дома кабана закололи — меня дожидался, да я на сверхсрок решил остаться, на учёбу скоро еду, отписал: нехай колют, чего ему, от старости околевать штоле.

Я сглотнул слюну, сала хотелось ужасно, но в баталерке сидел неприкаянный Федосов и, наверно, с грустью ожидал Михеля на чай.

— Николай Сергеич, извини, пожалуйста, я бы с удовольствием, но не могу, ей-боху, не могу, — сам того не замечая, перешёл я на акцент.

— А шо таке? В хруппе проблемы али напряхает хто? За Гхвоздя не переживай — он серливый, тока перед салажатами выпендривается. Мене увидел — больше к вам не полезет.

— Та не, Сергеич, мы бы Гхвоздя сами ухайдокали хде-нить за камбузом.

— Аа… тож «попята» усе такие — што старшаки, перед вами «сошедшие», всем гамузом дрались, шо вы сматрю. А што у тя случилось-то? Давай балакай.

Я, как мог, обрисовал ему ситуацию про напарника, про приём баталерки, про чай для Михеля.

— Аа… Михель! Жидёнок еще тот, но матрос-баталер неплохой. Так, пару раз сталкивался. Щас мы к тебе в баталеру пойдём — там и посидим.

Маслов начал крутить диск телефона.

— Экипаж! Строиться у кунга! — рявкнул он в трубку, отключился, достал картонную коробку, покидал в неё свёртки. А у меня в голове словно щёлкнуло, и вспомнились слова Михеля: «Заведите знакомство со связистами». Ой, прав Николай Маслов! Михал Михалыч — жид еще тот! Наверняка что-то уже знал, ротные баталеры узнают все новости иногда побыстрее штабных матросов писарей. Баталеру знакомство — с каким-никаким, а начальником! — никогда не помешает. Ой, не зря он в нашу баталерку на чай собрался. Ротный писарь, ведущий книгу штатно-должностного учёта, постоянный гость у него. Значит, откуда я призвался, разузнать вообще ничего не стоит. А о том, что у меня есть главстаршина-земеля, он, наверно, еще раньше минёров знал. Личность я немного «засветившаяся» на пункте — со своей «клистирофобией»! — да и задействован был в «схеме» старшаков по перестановке штатных единиц. Наверняка Михель просчитал все ходы-выходы-переходы. Пока я размышлял, Маслов уже собрал коробку и скомандовал мне на выход. Возле прицепа уже стояло три матроса, ожидая старшину.