— Каким способом мы проведем слияние наших спор? — осведомился Гаркот.

— Простым соединением ртов... Они не только звуковые резонаторы... Вы готовы?

Гаркот выпрямился. В это мгновение подспудная отравленная мысль промелькнула в его мозгу: не обманули ли его споры-властители? Не сотрут ли данные Паминкса его эгоцентричное видение мира, его субъективное ощущение самого себя? Не было ли притворством согласие с его условиями и возведение в ранг суверенной единицы, чтобы выкрасть его тайные данные и с успехом переделать его?

— Видите, куда недоверие завело человеческие расы, господин сенешаль: на край пропасти... Десяти тысячам спор под силу уничтожить сотни миллиардов людей...

— С какой целью?.. С какой целью?

Резкие телепатические волны Гаркота возбуждали нервные импланты в мозгу. Ему непременно нужен был ответ на этот вопрос. Он отбросил сомнения и подошел к Паминксу. Бывший коннетабль наклонился к нему и осторожно коснулся растрескавшимися губами (хотя вряд ли эти наросты можно было назвать губами) губ сенешаля.

Гаркоту эта карикатура на поцелуй казалась гротескной. Он иногда видел мужчин и женщин, слившихся в страстном поцелуе, но то слияние влажных эластичных губ людей околдовывало, а объятие двух скаитов граничило с абсурдом.

Гаркот внезапно ощутил прилив жара к основанию черепа. Ему показалось, что его нервные сети не принимали внезапного повышения уровня энергии. Потом к нему вернулось внутреннее спокойствие, и он понял, что получил доступ к новой фантастической информации. К полной памяти Гипонероса... Отныне он увидел людей в истинном свете и пообещал себе, что приложит все силы для их полного уничтожения.

Данные не уточняли, по каким причинам комплекс (отрицательная сила, скорее абсолютное отрицание, чем комплекс) невероятного ужасающего могущества, который создал Гипонерос, с таким остервенением боролся с человеческими расами. Гаркот догадывался об иных битвах, которые разворачивались в сферах, куда ранее ему был закрыт доступ. Но ему уже было все равно: пустоту внутри него заполнили, и ему было достаточно осознавать себя оружием, которое окончательно сбросит человека в бездну небытия. Споры-властители Гипонероархата не полагались на случай: они сформировали его так, чтобы люди произвели на него почти гипнотическое впечатление, а когда он идентифицировал себя с оригиналом, они заполнили искусственную пустоту данными, в основе которых лежала непомерная ненависть.

Телесная оболочка Паминкса, лишившись своей жизненной споры, опустилась на пол, как пустой мешок. Кошкокрысы, возбужденные возможностью разорвать труп, бросились на останки бывшего коннетабля. Но напрасно: оболочка превратилась в слой ржавой пыли до того, как первый грызун коснулся ее зубами.

Розовый Рубин, звезда первого дня, появилась на небосводе, бросая пурпурные лучи, когда сенешаль Гаркот, ядро третьего конгломерата Гипонероса, вышел на узенькую улочку в квартале Романтигуа. Хотя его белый бурнус был разорван и забрызган кровью, полицейские не осмелились его остановить.

Эти события происходили задолго до того, как ядерная колдунья и ее сыновья, разбушевавшиеся атомы, вернулись в лоно Гареса, до того, как ядерная пустыня нашей матери, планеты Ут-Ген, вновь стала цветущей долиной... Я не знаю, сколько людей рассказывали эту историю до меня... В те времена случилось так, что маленький житель с поверхности разделил участь карантинцев, спасшихся из Террариума. Почему он оказался вместе с ними? Никто этого не знает, кроме, быть может, махди Шари из Гимлаев, который умеет читать в сердцах... Он бежал по эвакуационной галерее, но по ту сторону великого изолирующего барьера тысячи воронов-мутантов со светящимися клювами напали на него. Он был спасен и подобран крысами пустыни, которыми командовал сеявший страх капитан Годован. Таковы были наши предки из зараженной зоны: они без колебаний спасли жителя поверхности, одного из тех, чьи соплеменники приказали пустить газ и залить бетоном колодцы Террариума. Как истину повторяю: доброе дело никогда не пропадает... Ночью прожорливые пятнистые гиены, живущие в самом сердце облученной зоны, напали на атомный флот крыс пустыни... Сражение продолжалось три дня и три ночи, но гиен было так много, что они сломили героическое сопротивление людей капитана Годована. И когда они уже бросились на этих воинов, чтобы сожрать, маленький житель поверхности встал перед ними и затянул безмолвную песнь. И околдованные гиены улеглись у его ног. Маленький житель поверхности простил их, и гиены удалились в пустыню со слезами на глазах. И слезы их пали на землю и дали рождение великой реке Сострадания, той реке, которая величаво катит свои воды позади меня... С того дня пятнистые гиены исчезли, и никто никогда больше их не видел. Рассказывают, что они превратились в ангелов света, и думаю, что это правда... Что касается маленького жителя поверхности, то встает вопрос: а не был ли он воителем безмолвия?.. Я же ставлю вопрос по-иному: не был ли он махди Шари из Гимлаев?

Легенда, рассказанная Лоннесом, капитаном-колдуном бывшей ядерной пустыни на Ут-Гене

Вороны-мутанты все больше смелели и становились агрессивнее. Орущая туча черных перьев со светящимися клювами и острыми когтями подбиралась к мальчугану, которого бросили соплеменники. Обычно стервятники следовали за глиссерами и накидывались на огромные мешки с отходами, которые выбрасывались за борт для пятнистых гиен из сердца пустыни. Но сегодня им досталась живая добыча, человеческий детеныш, который мог защищаться, только размахивая руками и издавая пронзительные вопли. Стервятникам сегодня не приходилось опасаться лучей смерти, которые иногда вылетали с глиссеров, сея гибель в их рядах.

Ноги Жека весили тонны. Плечи онемели от боли и отказывались ему подчиняться. Крылья, клювы и когти опасно приближались к его голове, иногда касаясь волос. Пока ему удавалось держать воронов на расстоянии, размахивая руками, но усталость и отчаяние лишали его последних сил. Он был уже готов отказаться от борьбы.

Он не знал, сколько километров прошел с момента, когда белые точки глиссеров растаяли на горизонте. Он потерял ощущение времени и пространства. Плотный туман, поглотивший красноватый диск Гареса, превращал пустыню в однообразную сероватую протяженность.

Маленький анжорец пустился по следам глиссеров, надеясь, что ему встретятся холмы, пещеры, где можно будет укрыться, но плато было равномерно плоским до самого горизонта. Иногда Жек оборачивался и пытался оценить расстояние до магнитного барьера. Но чем дальше он уходил, тем больше ему казалось, что он приближается к нему. Оптическая иллюзия, сказал бы па Ат-Скин, принимая важный вид знатока. А не был ли образ родителей, который Жек хранил в памяти, тоже оптической иллюзией? Как магнитный барьер, который рос по мере того, как таяла надежда вновь их увидеть.

По спине вдруг прокатилась невыносимая боль. Стоило ему на мгновение погрузиться в свои мысли, как ворон-мутант сел ему на плечо и точным ударом клюва вырвал кусок мяса. Рубашка и пиджак тут же пропитались теплой и липкой кровью. Словно его пронзила раскаленная шпага. Зубы его начали выбивать дробь, его бил озноб. И ему вдруг показалось, что он передвигается внутри жидкой массы, вязкой и холодной.