Антон Ульрих прибыл в Петербург в январе 1733 года, был принят на русскую службу, а в мае уже присутствовал на чрезвычайно торжественном обряде принятия Елизаветой Христиной православия. Девочку нарекли Анной, отныне она, как при монастырском постриге, должна была забыть свое имя.

Дальше встал вопрос о свадьбе. Ее решено было отложить до совершеннолетия принцессы. Вообще-то, пятнадцать лет, можно и под венец идти, но при дворе сплетничали, что жених очень не приглянулся царице. Как говорится, ни кожи ни рожи, ни ума ни роста. Плохонький был жених, однако на портрете того времени он выглядит великолепно. Роскошный, почти до пояса, парик — тугие локоны, тысячи локонов, на плечах плащ с горностаем, рядом атрибуты рыцарства: шлем с забралом, лавровые ветви, герб со львом и оленем. И умные красивые глаза… Поди разберись, кто врет, историки или живописцы. Судьба Антона Ульриха, и супруги его Анны Леопольдовны, и детей их была ужасна, ужасна…

Но вернемся к обеденному столу. Мадам де ля Мот не принимала участия в общем разговоре, впрочем, довольно вялом. Телятина была отлично приготовлена, мясо так и таяло во рту. Казалось, она полностью поглощена едой, но на самом деле мозг ее работал. Надо было рассмотреть сотрапезников, хотя бы начерно определить характер каждого, понять, что связывает этих людей. Ведь недаром, сказал Нолькен, они собираются вместе почти каждую пятницу. Интимный кружок… В Париже бы сказали — салон. Но старый посланник саксонского двора никак не был похож на властителя дум и мастера задушевной беседы, объединяющего под своим кровом столичную мысль. Да и нет в России общественной мысли. Если она где-то и теплится, то уж никак не в этой мрачной гостиной.

Про теперешнего посланника говорили, что он болен, скуп и на вид еще старее, чем на самом деле. Именно поэтому ему на смену явился красавец граф Линар. Вот он сидит на торце стола — душа компании, дамский угодник.

Граф выглядел великолепно: высокий, хорошо сложенный, выбрит так тщательно, что подбородок кажется шелковым. И одет… камзол его из небеленого льна, вышитый зеленым и абрикосовым шелком, шили наверняка в Париже. В Саксонии еще не доросли до такого изыска. Линар острил, расточал дамам комплименты и беззастенчиво пялился на юную принцессу. Играл ли он, или впрямь был очарован, понять было трудно, но глаза его так и лучились восторгом.

Худенькая, миловидная, прическа, пожалуй, ей не идет, букли над ушами еще можно стерпеть, но два длинных, как сосульки, жидких локона явно не красят принцессу. И с румянами перемудрили, левая щека явно ярче. Может быть, она зарделась оттого, что обращена к Линару?

А глаза красивые, и грудь великолепна. Шестнадцать лет, еще расти и расти, а вполне может позволить себе любое декольте. Николь болезненно относилась к этой части туалета. Природа не наградила ее красивым бюстом, так только — легкое вздутие с сосцами, поэтому даже если она и надевала декольтированное платье (как же иначе пойдешь на бал?), то обязательно набрасывала на плечи прозрачную шаль или кружевную мантилью.

Принцесса благосклонно принимала ухаживания графа Линара. Правда, разговаривала за нее Юлия Мегден, а высокородная красавица только краснела, но глазками, они у нее раскосые, как у лани, стреляла весьма выразительно.

Главной болтушкой за столом оказалась генеральша Адеркас. Свои словесные трели она выдавала порционно. Выскажется на одном дыхании, потом умолкнет вдруг и заглянет задумчиво в куверт, словно в кофейную чашку, на дне которой иные умеют читать судьбу. Услужливый лакей тут же куверт и наполнит.

Николь не заметила, как разговор за столом пошел о ней самой. Нолькен вклинился с информацией очень ловко. Разговор зашел о счастливых и несчастных браках. Тема волновала всех. Каждый как бы намекал на предстоящее венчание принцессы с Антоном Ульрихом, и хоть имя жениха не было произнесено, настроение было создано: здесь проглядывали и сочувствие, и надежда, что свадьба расстроится или будет отложена на неопределенный срок. Красавец Линар с грустной улыбкой вспомнил свою супругу, урожденную Флеминг, чудную женщину, с которой его «разъяла смерть». Вот тут Нолькен и вступил в разговор с рекомендациями Николь.

«Да-да, смерть никого не щадит, мадам де ля Мот тоже вдова. На долю мадам де ля Мот выпало много превратностей».

Превратности были тут же перечислены. Отец мадам рано ушел из жизни. После смерти отца наша очаровательная Николь осталась совсем одна в Стокгольме. Подвернулась хорошая партия. Муж, французский генерал, увез ее в Париж. Но ничто не вечно. Он тоже ушел из жизни. Теперь мадам де ля Мот приехала в Россию на поиск дальних родственников. Жестокое время разметало их по всей Европе.

Нолькен был прирожденным дипломатом. Он умел так сообщить нужные сведения, так описать скорбные события, что это вызывало искреннее сочувствие. При этом вся информация давалась дозированно, обтекаемо, ни одного лишнего слова. Причина, по которой Николь приехала в Петербург, выглядела вполне убедительной, а больше ей ничего и не надо было. Завтра генеральша Адеркас раззвонит в свете об очаровательной шведке, кумушки будут задавать вопросы и сами же на них отвечать, потому что больше некому.

— Я буду рассчитывать на вашу помощь, — скромно и с достоинством молвила мадам де ля Мот.

Взоры всех обратились к принцессе. Она не сразу поняла, чего от нее ждут, испуганно посмотрела на воспитательницу. Изрядно опьяневшая генеральша вытерла губы кружевным платочком, потом чуть слышно пробормотала подсказку.

— Я буду рада видеть вас у себя, — сказала застенчиво Анна Леопольдовна. — Ну… завтра вечером. Мы никуда не приглашены.

Генеральша заверила, что именно завтрашний вечер у них свободен.

Николь мысленно возблагодарила судьбу, которая надоумила ее не торопиться с личным визитом к мадам Адеркас. Письмо от дальнего родственника, состряпанное в Париже, принесло бы гораздо меньше пользы, чем рекомендации Нолькена. А роскошную брошь с сапфиром и жемчугом подарить никогда не поздно. Для принцессы тоже был припасен достойный подарок. Необходимо было только приурочить его к какой-нибудь дате, чтобы все выглядело естественным.

— За один вечер вы сделали для меня больше, чем я за неделю пребывания в Петербурге, — сказала Николь, когда Нолькен подвозил ее к дому негоцианта.

— Это моя работа.

— Можно вопрос? Что такое граф Линар?

— Считайте, что он уже представляет в России Саксонию. Через несколько дней старый посланник уезжает в Дрезден.

— Но Линар так молод.

— Молод? Ему около сорока.

Николь искренне удивилась:

— Я была уверена, что ему нет и тридцати.

— Порода такая. Вечный мальчик… Граф всегда носит одежду светлых тонов и более всего в жизни заботится о белизне и гладкости кожи. Злые языки уверяют, что для удержания молодости он пьет грудное молоко и каждую ночь перед сном покрывает лицо и руки специальной помадой. А потом спит в маске и в перчатках.

— И в его годы так откровенно волочиться за принцессой!