Мэйсон висел вверх ногами, Чакрабарти стоял на четвереньках на потолке, но они попытались ударить по рукам, однако странная перспектива, созданная из-за расположения их тел в пространстве, помешала этому. Мэйсон врезал Сэмми по левому уху, а Сэмми нажал на клаксон «секвойи».

Держа пистолеты наготове и заняв позиции с двух сторон приоткрытой двери хозяйской спальни, Фрост и Даггет прислушивались к голосам, шепчущим в темноте за порогом. Голоса звучали заговорщически, нетерпеливо и зловеще, но если в том, что они говорили, была хоть капелька смысла, конспираторы общались на иностранном языке. Фрост не понимал ни слова.

Звучало это как язык, состоящий из одних шипящих, свистящих, сопящих и пришепетывающих, нечто просто нереальное. Затем, некоторое время спустя, шепот перестал казаться ему заговорщическим, теперь он воспринимался скорее как нетерпеливый и взволнованный. Стоило Фросту задуматься об этом, и он понял, что слышит не шепчущие голоса, а, похоже, звук какого-то движения. Что-то там скользило. Или целый рой мелких насекомых терся друг о друга хитиновыми тельцами, дрожал усиками и потирал лапки.

Петли двери находились слева, Фрост стоял справа. Он потянулся за косяк левой рукой, нащупал выключатель и включил в ванной свет. Как только в комнате стало светло, Даггет двинулся вперед, переступил порог и произнес слово, которого Фрост никогда не слышал от него – да и от других мормонов тоже, – а затем попятился назад так быстро, что Фрост не успел даже последовать за ним.

В большой ванной комнате, выложенной белой керамической плиткой с голубоватым рисунком, располагалась пара раковин на длинной стойке, душевая кабина прямо по курсу, слева – ванна, достаточно просторная, чтобы вместить одновременно мужа и жену. Над ванной, частично опускаясь в нее, с потолка на толстой и бугристой органической веревке, выглядевшей как пуповина Антихриста, свисал на вид грязный и жирный мешок размером чуть больше человека, при этом поблескивая разными оттенками серебристого и серого.

Форма капли предполагала беременность. Шуршащий звук, исходящий от мешка – шепот, который Фрост слышал через открытую дверь, – возможно, намекал на неспокойный зародыш немыслимой природы. По общему впечатлению это был кокон. Движение внутри столь огромного инкубатора не отражалось на нем, поверхность не рябила и не бугрилась.

Дальше от двери, за ванной, в душевой кабине за стеклянной дверцей висел второй кокон. Он занимал почти все пространство кабинки.

Плохое предчувствие охватило Фроста еще во время обнаружения глаза в отрезанном языке. Теперь оно созрело в полноценный ужас. Он пытался заверить себя, что эти штуки противоестественные, необъяснимые привычными законами природы, странные и непонятные, да, но только потому, что с подобным Фрост никогда раньше не сталкивался. Со внеземной формой жизни. Природой Вселенной, просто не из этого мира. Или с результатом какой-то мутации вполне земного животного. Интуитивное знание, однако, затмевало все, чему его когда-либо учили. Он не мог обосновать логически, что таится за этой сценой, в основе самой ситуации лежала работа сверхъестественной силы.

Оправившись от шока первого столкновения с коконами, Даггет снова вошел в ванную: Фрост шагнул на порог за своим партнером. Они никогда еще не сбегали ни от какой опасности, не потому, что были бесстрашными, а потому, что стоило трусливо отступить один раз, и они отступили бы вновь и вновь, и так до тех пор, пока навсегда не лишились бы способности исполнять свой долг.

Даггет, сделав очевидное усилие над собой, приблизился к кокону, висевшему над ванной, и Фрост сказал, чтобы он был осторожен, на что Даггет ответил:

– Что-то очень странное с поверхностью этой штуки.

– Не только с поверхностью, – промолвил Фрост.

Постоянный шуршащий звук не становился громче, но начал казаться Фросту все более зловещим. Он подумал о змеях, между тем знал: дело не в них и не в чем-то, с чем он когда-либо сталкивался.

Даггет приблизился к кокону, их разделяло теперь едва ли двенадцать дюймов, когда он сказал:

– Выглядит мокрым или жирным, но, похоже, дело не в этом. Он блестит, потому что поверхность в постоянном движении, по ней ползает что-то серебристое, словно крошечные капли металла, вот только это не может быть металл, потому что они выглядят… живыми. Как блохи, но меньше блох, такие мелкие, что я не могу их рассмотреть, и их тут тысячи, может, миллионы, они шевелятся и постоянно танцуют по всей поверхности.

Там, где пуповина соединялась с потолком, серая ткань как будто проела пластик, чтобы прикрепить кокон к балке.

– Нам за такое не доплачивают, – сказал Фрост.

– Дельце на парочку миллионов.

– И нам нужно подкрепление.

– Ага, – сказал Даггет. – К примеру, Национальная гвардия.

– Или спецназ из Ватикана.

– Готовься стрелять в эту мерзость, если она что-то сделает, – сказал Даггет, пряча пистолет в кобуру под своей лыжной курткой.

Фрост знал – напарник всегда осторожен, но его собственный страх сейчас обострился тревогой.

– Что ты делаешь?

Стянув с вешалки на стене полотенце для рук, свернув его в толстую подушку, Даггет промолвил:

– Когда будем звонить Мумо насчет вот этого, нам лучше иметь все детали, которые можем собрать. – Морис Мумо, их босс, обладал хмуростью каменного идола. – Я не говорю, что Мумо страшнее этой штуки. Но имея на руках рапорт на три пожизненных, лучше быть убедительными, иначе он нажмет кнопку коммутатора и начнет заполнять ордер о психиатрической экспертизе, причем на нас обоих.

Фрост сжал пистолет двумя руками, Даггет же провел сложенным полотенцем по боку блестящего кокона.

Повернув полотенце так, чтобы Фрост тоже мог его видеть, Даггет сказал:

– Чистое. Все эти крошечные штучки, ползающие по поверхности, почему они хоть частично не стерлись полотенцем?

Он снова потер кокон, как раньше, ткань опять осталась чистой.

– Я только что понял, – сказал Фрост. – Бактерии. Инопланетные вирусы. Мы можем подхватить их, заразиться.

– Вот уж микробы меня сейчас беспокоят меньше всего.

– А что беспокоит больше всего?

– Забралась ли та штука, что строила этот кокон, внутрь, – ответил Даггет. – Или она отложила сюда что-то, как паук яйца в паутину, а потом уползла. И если уползла, то где она теперь?

– Не в доме. Мы обыскали дом.

– Мы не обыскивали чердак.

Фрост взглянул на потолок. Вообразил самку огромного насекомого, привлеченную их голосами и ползущую сейчас в пространстве под балками. Он снова сосредоточился на коконе, и тот, с учетом других возможных угроз, уже не казался таким зловещим, как пару секунд назад.

Даггет встряхнул сложенное полотенце. Оставив лишь один слой ткани между рукой и коконом, он прижал ладонь к поблескивающей поверхности.