Хотя мины стояли открыто, однако участок был опасный. В условиях плохой видимости наступающая рота или батальон, задев проволоку, могли оказаться под градом даже не сотен, а тысяч осколков. Среди колышков были зарыты в земле мины в деревянных ящичках, на которые не реагировали миноискатели.

И здесь не обошлось без жертв. Возле села Самбек наш командир взвода лейтенант Надюшкин что-то обнаружил в овраге. Он объявил взводу перекур, а сам вместе с сапером спустился в овраг. Через несколько минут раздался сильный взрыв. Когда мы спускались в овраг, он был заполнен дымом. Наш молодой взводный был убит наповал, а сапер вскоре умер от потери крови. Мы так и не узнали, что там случилось. Возможно, лейтенант пытался обезвредить мину, поставленную на неизвлекаемость. Да мало ли какую хитрость могли придумать немцы!

Трагический случай произошел во время одного из последующих разминирований. Сапер Якубович, боец уже в возрасте, опытный, неосторожно наступил на небольшую противопехотную мину. Взрывом ему оторвало ступню. Он пошатнулся, сделал шаг, другой и наступил на вторую мину. Все же он попытался выбраться из опасного места, но упал и ладонями «накрыл» еще две мины.

Оторвало часть пальцев, повредило кисти рук. Человек истекал кровью. Несмотря на то что участок был нашпигован минами, мы сумели быстро вынести Якубовича и наложить жгуты. О себе в этот момент никто не думал, мы спасали товарища. Я не знаю дальнейшую судьбу Якубовича. Он был семейный, имел несколько детей. Хочется верить, что он выжил, хотя и стал инвалидом.

Восьмого апреля 1944 года началось освобождение Крыма. Двенадцатого апреля немцев выбили из Симферополя. Мы продвигались вместе с наступающими войсками, проводили разведку и снова разминировали дороги, подступы к селам и городам.

Наш 110-й батальон вошел в состав отдельной мото-штурмовой саперной бригады Резерва Главного командования. Такими частями командование фронта, маневрируя, усиливало операции на главных направлениях. У нас сменилось командование роты и батальона. Вместо Сытника назначили молодого капитана Переверзева, тоже участника обороны Сталинграда. Наш командир третьего взвода Ченцов (будущий Герой Советского Союза) принял роту огнеметчиков. Ему на смену пришел лейтенант Головин, имевший боевой опыт, награжденный орденом Красной Звезды.

Для нас боевые действия в Крыму начались с наведения переправы через Сиваш. На другом берегу уже находился небольшой плацдарм наших войск. Там непрерывно шли бои, не хватало боеприпасов, скопилось большое количество раненых. Каждый день этот кусок земли перепахивала артиллерия, с утра до вечера висели немецкие самолеты. В траншеях отбивала атаки редкая цепочка красноармейцев. У каждого бойца имелось по 5–6 винтовок и автоматов (оружие убитых и тяжелораненых). Они вели непрерывный огонь, создавая видимость, что обороняющихся много. Хотя на самом деле там оставалась горстка защитников. Нам дали приказ за ночь навести переправу.

— Если не сумеем, — сказал комбат, — завтра будет поздно. Немцы атакуют непрерывно, без подкрепления плацдарм обречен.

Поздно вечером нас подвезли на грузовиках к заливу на малом ходу, без света. Доставили элементы наплавного моста. Началась быстрая работа. Мы приближались к середине залива, когда ударили сразу три-четыре пулемета. Мы залегли под пулями на досках настила. Не знаю, как бы все повернулось, но нам на помощь пришли бойцы с плацдарма, открыли огонь и отвлекли внимание на себя.

Но вскоре в нашу сторону полетели мины и снаряды. Теперь мы работали, не останавливаясь, тем более, видели впереди полоску земли. У нас уже было много убитых и раненых. То и дело слышались крики: «Санитара!». Работавший рядом со мной сапер вскрикнул и упал в воду. Тяжелый всплеск — и как не было человека.

Тут еще резко ухудшилась погода, пошел мелкий дождь, а с моря тянул холодный ветер. Настил моста покрылся ледяной коркой. Передвигаться приходилось осторожно. Впрочем, слово «передвигаться» не подходит. Мы все делали бегом, промедление увеличивало потери. Наконец перекинут последний отрезок моста, и сразу же на плацдарм хлынула пехота с легкими пушками, минометами. Мы свою работу закончили.

В Крыму мы пробыли до июня сорок четвертого года, выполняли различные задания, потом нас перебросили в Подмосковье, а затем под Курск. Разминирование минных полей, наведение переправ, учеба вновь полученного пополнения.

На всю жизнь запомнились боевые действия на Сандомирском плацдарме, куда батальон прибыл 15 декабря 1944 года. Возле разрушенной польской деревни Чарница наш взвод с трудом отыскал сарай. В нем без печки, без всякого обогрева нам предстояло жить всю зиму. Грелись, как всегда, сбившись в кучу. Но это было еще не самое трудное.

Мы навели мост через речку Чарну, а 12 января 1945 года нашей роте было приказано наступать вместе с танками. Прорывать оборону противника, провести танки через минные поля и сопровождать машины в бою.

После артиллерийской подготовки широким развернутым строем пошли в наступление танки. Наша саперная рота бежала следом за ними. Атаку хорошо поддерживала авиация. Первая траншея сравнялась с землей, песок почернел от огня, всюду лежали обгорелые немецкие трупы. Здесь же разбитые орудия и пулеметы.

Но в последующих траншеях мы вступили в бой с уцелевшими немцами. Всюду пулеметные вспышки, свист пуль. Мы ворвались в одну из траншей. Мелькали каски, лица. Немцы оборонялись отчаянно. Я расстрелял диск и торопливо заменил его на запасной. В траншее что-то горело, все было заполнено дымом. С одной стороны он прикрывал нас, а с другой, выскочив на открытое место, я почти в упор столкнулся с немцем. Он стрелял в другую сторону, но, заметив меня, развернул ствол автомата. Все решали секунды — кто кого опередит. Я нажал на спуск ППШ. Очередь хлестнула по брустверу, на уровне груди, и немец исчез.

Левее неслись трассы станкового пулемета. Упал один, второй сапер, кто-то залег. Но темп наступления не давал времени отлеживаться. Большинство саперов были вооружены автоматами. В сторону пулеметного гнезда открыли огонь сразу несколько человек, полетели гранаты. Пробегая мимо, я увидел разбитый пулемет МГ-42 и трупы двух немцев.

«Тридцатьчетверка», за которой мы бежали, вдруг остановилась и задымила. Уцелевшее орудие немцев, хорошо замаскированное, расстреляло его, подпустив метров на пятьдесят. Сапер из моего отделения крикнул, обращаясь ко мне:

— Товарищ сержант, немцы справа!

Возле орудия суетился расчет, а ствол выискивал новую цель. Длинными очередями мы заставили немцев залечь и подбежали к пушке. Четверо немцев, встав на колени, подняли руки. Пока я размышлял, кого отправить с ними в тыл, прибежали танкисты из подбитой «тридцатьчетверки» и расстреляли всех четверых. Танк, двигающийся за подбитым, с ходу раздавил орудие.

Война — жестокая вещь. Пройдя мелколесье, наша рота вышла на поле и увидела подбитые и горевшие станки. И наши, и немецкие. Возле некоторых лежали обугленные трупы. Видимо, «тридцатьчетверки» шли на скорости и вступили во встречный бой с немецкими танками.

Снаряды, выпущенные в упор, оставляли рваные дыры в бортах и башнях. В некоторых танках взорвался боезапас, сорванные башни лежали на земле. Наши танкисты хоронили погибших товарищей, ремонтировали подбитые машины. Прорыв немецкой обороны обошелся танкистам дорого. Я понял, почему с такой беспощадностью они обошлись с немецкими артиллеристами. Слишком поздно фрицы подняли руки.