Родители поясняли смущенно, будто сами виноваты:

– Подростки здесь сосиски жарят. Милицейский пост бы сюда, Николай Федорович.

Кто-то осторожно посоветовал:

– Вы бы, Николай Федорович, по задворкам прошлись.

– Что значит: по задворкам? – не понял Лещев.

– По дворам, Николай Федорович, по подъездам.

Голоса родителей звучали подобострастно. И в то же время испытующе: пойдет или не пойдет?

Мэр пошел, куда деваться. На лестничных площадках окурки и бутылки из-под пива. Кто здесь топчется? Известно кто – алкаши и подростки. Почему жильцы не звонят в милицию? Потому что не верят. Милиция сама же информаторов и сдаст. А потом расплачивайся за свою сознательность.

– Штрафовать надо, Николай Федорович, – подсказывали родители. – Вы ж только что из Европы. В Бельгии, пишут, за брошенный окурок – 50 евро.

Нельзя сказать, что Лещев только ездил по городу на своем джипе. Регулярно раз в неделю, в субботу или воскресенье, надевал спортивный костюм «адидас» и шел пешком на рынок. Шел и смотрел встречным в глаза. С кем встречался взглядом, здоровался первым. Почти раскланивался. Но к концу прогулки, на обратном пути, шел обычно не поднимая глаз. Надоедало здороваться и не получать в ответ даже кивка.

Ответ на вопрос, почему его не любят, можно было легко найти на страницах оппозиционной газеты. Была такая в городе. Существовала, можно сказать, на его грехах. В основном только о нем и писала. Только о незаконной продаже земли сигналила (велся подсчет) сорок раз. Но местная прокуратура Лещева не трогала, как священную корову. Не было отмашки сверху, из областного центра. А местное общественное мнение вело себя с мудрым простодушием. Как ни выводили Лещева на чистую воду конкуренты во время предыдущих выборов, жители Поволжска проголосовали в большинстве своем за него. Мол, знаем, что плут, но не верим, что другие на его месте останутся без пятнышка. Время такое: все берут и будут брать, никому нельзя верить. Потому как трудно устоять сегодня отцу города – само государство дразнит, создает возможности и само на шухере стоит.

…Проехали по всем главным улицам, кругом порядок. Идут прохожие, молодые мамы катят коляски, никаких сборищ.

Остановились у дискотеки. В дверях охрана, ребята под метр девяносто. Им неважно, что написано на капотах машин. И то, что перед ними градоначальник, тоже до фонаря. Им велено не пускать посторонних. Один пошел за администратором, другой загородил вход, широко расставив ноги.

Администратор – косая сажень, бритая голова, во рту жвачка – узнал мэра, велел пропустить.

В зале, где дискотека, почти темно. Гремит музыка. Диджей гонит веселуху. Медленно, совсем не в ритме музыки, колышется толпа подростков. На лицах отрешенность, глаза полузакрыты или закрыты совсем. Транс.

– Чего такой грохот? – спросил Лещев.

– Ребята сами ставят громкость, – гнусаво отвечал администратор. – Мы не касаемся.

Анна повела Лещева вокруг дискотеки, по всему периметру. И здесь бутылки из-под пива и спиртного, окурки и лужи, которые лучше обойти. Туалет не вмещает всех желающих. Да и привыкли уже подростки ходить где попало.

Мэр выглядел подавленным:

– Ну, я Шишовой вставлю пистон.

Шишова с Царьковым ехали в другой машине по другому маршруту.

На обратном пути Лещев высадил Кодацкого у его дома. «Кажется, у нас настроение поговорить по душам», – мелькнуло у Анны.

Она остановила насмешливый взгляд на галстуке мэра. Существует несколько десятков узлов. Но почему нужно повязывать этим примитивным треугольником? Лещев резким движением сдернул с шеи галстук и забросил его на заднее сиденье.

– Ну что, Аннушка, подведем итоги экскурсии. Чего раньше не подсказала, что город загажен? Поехал смотреть одно, а увидел другое. Пойдешь ко мне замом? Займешься социалкой, культурой. И мне полегче будет. Я серьезно.

Анна покачала головой:

– Не гожусь я в чиновники, Николай Федорович. Хладнокровия не хватит. У меня на все проблемы материнский сон. А настоящий чиновник должен спать спокойно, чтобы утром хорошо выглядеть. Кроме того, у меня профессиональное заболевание намечается – остеохондроз. В нужный момент изгибнуться не смогу.

Лещев с усилием рассмеялся:

– Изгибнуться, говоришь? Что-то я раньше не слышал такого слова. Ты так отказываешься, будто я тебе предлагаю в банду вступить.

Ланцева подумала и сказала:

– Николай Федорович, мне иногда кажется, что люди уже не знают, что такое жить в чистоте. Вот вы часто говорите, что служите людям. Почему же вы допускаете свинство на кладбище, на пляже, в подъездах, в местах отдыха? Скорость, с которой среда обитания загаживается, превосходит все возможности для ее очищения. Власть не поспевает за упадком культуры. Поэтому я считаю – надо поднимать население, работать вместе с людьми. Иначе зарастем грязью по уши и никогда уже не вылезем.

Лещев молчал. «Ему трудно связать грязь в городе с грязью в человеческих отношениях, – подумала Анна. – Господи, какие еще найти слова, чтобы расшевелить его? Нет у человека морального центра в мозгу. Хотя… помогает же людям. И мне помог. Что же сделать, чтобы начал смотреть на свою работу иначе?»

– Вы писали в школе сочинение о смысле жизни, Николай Федорович?

– Кажется, писал. Но что излагал, не помню.

– И я не помню. Но если бы писала сейчас, сформулировала бы примерно так. Смысл жизни в том, чтобы люди становились лучше. Вы так не думаете?

– Все это слова, Анна, – Лещев глубоко вздохнул. – А нам нужны дела. Причем срочно.

– А я вам предлагаю дела, но вы же меня не слышите. Или я не так свои мысли выражаю? Хорошо, приведу конкретный пример. Недавно по телевизору показывали уральскую деревушку. Со времени царя Гороха не было там нормальной дороги с твердым покрытием. Из поколения в поколение люди месили грязь, надеялись, что область поможет. Надоело надеяться, сбросились и сделали дорогу на свои деньги.

Мэр поморщился:

– Ну и что ты этим хочешь сказать?

Анна с досадой на него посмотрела. До чего ж непонятливый.

– А то, что даже в захудалой уральской деревушке, где живут одни старики, где пенсии с гулькин нос, у людей есть какие-то деньги. Национальная наша особенность – люди будут сидеть на макаронах, но на черный день отложат. И вот они на этот день уже накопили с избытком, и вложили избыток в улучшение жизни, потому что знали, что государство им на это денег не даст. Проверено. Вложили, потому что верили: местная власть потратит их сбережения только на дорогу, и больше никуда. У нас в Поволжске, Николай Федорович, та же проблема – дороги. Да плюс к тому убитые подъезды. Не думаю, что и нам государство даст когда-нибудь на это деньги. Но попробуйте сагитировать жителей – доверят они вам свои сбережения?