– Слушай, Джамаль, Георгиев сын, перейдем к делу, – буркнул он. – Я привел к тебе большого специалиста. Ты не гляди, дорогой, что парень молод. Он всю историю изучил, от самых древних греков до Карла Маркса и Уинстона Черчилля, если ты о таких слышал. Он тебе живо разобъяснит, на что ты нарываешься.

– Ты, Нилыч, все о делах да о делах… Голова болит от дел! Ты пришел? Пришел! Сел? Сел! Теперь кушать будем, пить будем, веселиться будем! Или я не грузин? Грузин! Или я не княз? Княз! И все у меня, как у княза! И питье, и еда! Хочешь, можем девок пощипать? Вах! – Он с озорством подмигнул Сарагосе и закатил антрацитовые глаза.

Заметив, как грозно сошлись брови шефа, Кирилл решился разрядить атмосферу. Он отставил бокал, придал лицу самое невинное выражение и поинтересовался:

– А девки-то где? – Тут он глянул на распахнутую дверь с таким видом, будто ждал, что из соседней пещеры Али-Бабы всплывет сейчас нагая гурия с томными очами и подставит ему для щипка крутое бедро. – Княз есть, вино есть, а девок нет!

Джамаль на секунду замер с раскрытым ртом, затем расхохотался – да так, что подвески на люстре зазвенели.

– Вот – эх-перд! Вот – специалист! Вай, что за парень! Понимает! Потому что молодой, кровь горячая, вина не надо, еды не надо, девушек давай! – Он бросил на Кирилла неожиданно острый оценивающий взгляд. – Слушай, генацвале, нравишься ты мне. Та-а-кой ба-а-льшой, та-а-кой красивый, сильный! Настоящий мужчина, хоть и эх-перд! Оставайся, будут тебе и девки!

– Слушай, Джамаль, – сурово произнес Сарагоса, – ты мне парня не порть! Понял, э? Мы сюда не пить и закусывать пришли и не шлюх твоих щипать, а по делу. Вот им и займемся. Так!

– Вай, обижаешь, Нилыч! Вай, как обижаешь! – Джамаль сокрушенно покачал головой и вдруг с заговорщицким видом подмигнул Кириллу: мол, парень, будет у нас время потолковать и без твоего начальства. – Ну, к делу, так к делу…

– Тогда показывай… показывай, что мне показал. А ты, Скиф, гляди! И ты. Доктор, тоже.

– Все готово, дорогой. Только кнопку нажать. – Джамаль важно продефилировал к своим телевизорам и магнитофонам, коснулся клавиш и отступил в сторону.

Три огромных экрана вспыхнули разом, взорвавшись красками и звуками, выплеснув в уютную комнату грохот копыт, лязг стали, яростные вопли сражающихся, стоны, крики, скрежет и звон. Посередине виднелась степь, заполненная конными ордами; слева Арнольд Шварценеггер, Конан Варвар, рубил в капусту каких-то всадников в кольчугах и рогатых шлемах с развевающимися султанами; справа Джон Терлески, принц воров, спасался от погони, размахивая окровавленным мечом. При каждом из героев было по красотке; они робко жались за их могучими спинами и тоненько вскрикивали в нужных местах. Сияло солнце, искрилась сталь, дождем сыпались стрелы, пылал огонь, блистали доспехи и женские глаза; вечный праздник сказки разворачивался своим чередом, переливался радужным многоцветьем, манил, звал в неведомые дали… Кирилл внезапно почувствовал, как к горлу подступает комок. То, что творилось сейчас на экранах… Так нарочито ярко, так откровенно, подетски жестоко, так наивно – и так прекрасно! Нет, не прекрасно, поправился он, скорее завлекательно, чарующе завлекательно и абсолютно нереально. Впрочем, чего же требовать от сказок?

Но хотя перед глазами его плыли сказочные миражи, Кирилл заметил, что два фильма, с Терлески и Шварценеггером, являются старыми и лишь третий, со степью, всадниками и маячившим в отдалении городом, предназначен для современного «эл-пи». Эта лента была ему незнакома и показалась великолепной; трехмерное изображение травянистой равнины и городских башен, заснятых сверху, разительно отличалось от плоских картинок, мелькавших на экранах двух других телевизоров.

Джамаль испустил протяжный тоскливый вздох.

– Вот! – Рука его протянулась к экранам. – Хочу туда, генацвале! Туда! Чтоб кони… чтоб женщины… чтоб битвы и шашки наголо… Хочу! Вай, как хочу!

Полные губы Сарагосы сложились в ядовитую усмешку.

– Ну, ты и тип! В газете прописать – не поверят! За аномальное явление сочтут! Видишь ли, дорогой, это лишь в кино все так красиво. А на деле… – Он многозначительно подмигнул Кириллу, но тот, глядя на экран, смолчал. – На деле снимут скальп или получишь стрелу в одно место, и что тогда? Ни сесть, ни лечь… Прощай, кони, прощай, бабы… Ты-то, генацвале, не этот… как его… не Шварценеггер!

– Я – княз! – Джамаль гордо выпрямился. – Я, если хочешь знать, потомок самого Георгия Саакадзе! О! Георгий! – Он погрозил Сарагосе пальцем. – Это тебе не Карл Маркс, не Черчилль! Ты знаешь про них, твой эх-перд знает про них, а я знаю про Георгия! И про свой род! Мы – картлийцы, воины!

– Были воины, да все вышли, – с нехорошей усмешкой сказал Сарагоса. – Остались одни торговцы помидорами…

– Нехорошо говоришь, дорогой, вай, нехорошо! Обижаешь! И у торговца может быть отважная душа… у настоящего торговца, который ищет настоящий товар! Торговцу в таком деле без смелости никак нельзя… Так что ты меня стрелами и скалпами своими не пугай! Не на того напал, клянусь памятью матери!

Тут Сарагоса свирепо уставился на Кирилла, и тот вдруг сообразил, что репликой насчет девок не отделается. Взор начальника недвусмысленно намекал: что сидишь, парень? Тебя сюда привели не телевизор глядеть и не пить вино! Давай работай!

Откашлявшись, Кирилл задумчиво произнес:

– Копали мы однажды курган…

– Вах! – восхитился Джамаль. – Курган! Это где же?

– В приазовских степях. И был там похоронен скифский вождь, старец лет семидесяти. А при нем кони, оружие, жены и рабы. Молодые парни да мужчины, которым еще топтать да топтать землю… Но, по обычаю, их закопали вместе со старым вождем. Живыми! – добавил Кирилл для устрашения.

– Вай! – Склонив голову набок, Джамаль уставился на эксперта недоверчивым взглядом. – А скажи, откуда тебе знать, что рабы и жены были молодые, а вождь – старый? Может, он сам шепнул, а?

– Он помер две с гаком тысячи лет назад! – отрезал Кирилл. – А примерный возраст легко установить – по зубам, по виду суставов. Так что вождь был в самом деле старый, а уложили в его могилу сотню молодых!

– Ну, ладно, ладно! – Джамаль махнул рукой. – Не кипятись, дорогой! Я верю… Вах! Только к чему ты мне это рассказываешь?

– К тому, что в древние времена всякий чужак становился рабом. И это реальность, а не сказки! – Кирилл кивнул в сторону экранов, краешком глаза уловив, что Сарагоса одобрительно поигрывает бровями. – Хотите туда попасть? Ну, вольному воля, спасенному рай… Может, и обойдется без стрелы в промежность, но уж каменоломня или галеры обеспечены! На месяц или на два… сколько вы там захотите повеселиться…

– И ты меня пугаешь, генацвале! Вай, такой парень! Кра-а-сивый, смелый, сильный! Ну, пусть эх-перд… так эх-перд – это ж до могилы, а молодость раньше пройдет! Погляди на меня, дорогой… внимательно погляди… моя молодость – вах! Улетает! И твоя улетит… Будешь сидеть эх-пердом на горшке и вспоминать, куда мог отправиться, да не отправился… – Джамаль посмотрел на экраны, где Шварценеггер свежевал жуткую рогатую тварь, а Терлески бился насмерть с огромной амазонкой, похожей на ожившую статую богини Кали. Глаза его вдруг налились тоской, и, поворотившись к Кириллу, он спросил: – А ты-то сам… ты… хочешь туда?