И сейчас ей впервые пришлось притвориться. Выпрямившись, она выдавила улыбку и с напускным спокойствием спросила:

– И где, скажите на милость, вы были?

– Я хотел показать Анне вид с другой стороны, – не задумываясь, ответил Фрэнк.

Люси пристально посмотрела на них. «Вид» – это прозвучало как готовая отговорка.

– Мы могли бы сделать это позже, – с излишним жаром произнесла она.

Фрэнк поднял брови.

– Но, право, Люси… – начал он.

Она прервала его, трепеща всем телом и выразительно глядя на него:

– Оставить меня здесь собирать ветки и разжигать костер, после того как я собирала малину? Не очень-то чутко с твоей стороны.

Она умолкла, нервно сглотнув от обиды, а он бросил на нее робкий взгляд.

– Как бы то ни было, я для вас все приготовила, – заключила Люси, вновь заставив себя улыбнуться. – Пойдемте.

Они уселись около костра.

Ветчина на сэндвичах была сочной и мягкой, яичные желтки соблазнительно крошились, горячий чай имел сильный привкус ручьевой воды. Остывающие древесные угли покрывались голубовато-белыми хлопьями, ноздри щекотала душистая струйка дыма. Но Люси не могла смаковать еду, ничто не доставляло ей удовольствия. Все время она повторяла себе, что сегодня вечером поговорит с Фрэнком – спокойно поговорит. Между тем, поддавшись настроению, она настойчиво потчевала его, предлагая самые вкусные кусочки.

– Ты ничего не ешь. – Она с легкой тревогой посмотрела на него. – Куда подевался твой аппетит?

Фрэнк упрямо покачал головой.

– Все в порядке, – сказал он. – Предложи Анне торта. Я наелся.

– Но ты обычно уплетаешь все за обе щеки, когда мы приезжаем сюда, – настаивала Люси.

Вместо ответа он допил свой чай, встал и подошел к удочке. Ничего поймать не удалось, и сейчас, подтянув леску, Фрэнк изучал безжизненного червяка на крючке.

– Умер! И никогда не называл меня мамой! – мрачно пробормотал он.

Анна тоже поднялась. Услышав эту отвратительную, неприличную шутку, она прыснула, и ее странный смех полоснул Люси по нервам.

– Жаль, а я хлопотала, собирала эту корзину, – сердито заявила она. – Похоже, никто не хочет есть то, что я приготовила.

– Ты сама почти ничего не ела, – не оборачиваясь, сухо произнес Мур.

– Это правда, мама! – рассмеялся Питер и вытер руки о траву с видом обличителя. – Я съел больше всех, папа на втором месте, Анна на третьем, и ты последняя.

– Возьми носовой платок, мальчик, – довольно строго глядя на него, сказала Люси. – И помни о манерах.

Трапеза на этом завершилась. Тарелки, вымытые Люси в проточной воде и вытертые сконфуженным Фрэнком, были уложены в корзину. Компания отправилась к морю вниз по течению ручья.

День погружался в теплую истому. Аромат собранной малины, раздавленной собственным весом, шел от корзины вверх, наподобие редкостного эфира. Вокруг жужжали насекомые. Люси шагала, охваченная тем чувством старой ностальгии, тем почти мучительным желанием, которое она часто испытывала, стремлением к чему-то, что ей надо ухватить и ни за что не отпускать.

Переходя вброд ручей по плоским камням, она обернулась и взяла Фрэнка за руку. Пусть Анна насмехается над этим проявлением собственнического чувства – ей было все равно. Люси сильно привязана к мужу и не станет этого скрывать… Они пересекли неширокое поле, заросшее лютиками, затем в теплом воздухе стал ощутим резкий запах соли, ручей расширился, обмелел, обнажились песчаные отмели. Из камней, выстилающих русло, поднимались, сплетаясь, и лениво, томно всплывали на поверхность колышущиеся розетки янтарных морских водорослей. На береговых откосах среди ярких головок армерий, словно вышитых бисером, торчали пучки жесткой травы и тростника. Наконец путники миновали последнюю излучину ручья и вышли на берег моря.

Люси глубоко вдохнула соленый воздух. Ее взгляд упал на голубую воду залива, где сквозь мерцание парил, как чайка, белый парус кеча. Теперь она чувствовала себя более свободно, но в ней все еще дремало это странное тревожное ощущение.

На обратном пути, убаюканная разнеживающим покачиванием лодки, она закрыла глаза, притворяясь, что дремлет. На нее действительно навалилась странная усталость, апатия, происходящая от неосознанного перерасхода душевных сил. Трое ее попутчиков пели – пели, казалось, в полном умиротворении. Над спокойной водой неслись негромкие мягкие голоса, которым аккомпанировал плеск неспешно работающих весел. Но у Люси не было желания подхватить песню. Сентиментальная мелодия рождала непонятное смятение в груди – это была последняя из смешных детских колыбельных, которую Люси, по горячей просьбе Питера, так часто напевала ему.

Она словно находилась во власти несбыточного желания, которое, прорываясь сквозь жаркий тихий день, пробуждало в ней мучительную боль. Лишь плотно сомкнув веки, Люси смогла сдержать нелепые горькие слезы.

Когда они добрались до мола и Дейв, выбежав из-под навеса, помог им причалить, она испытала почти что облегчение.

– День выдался прекрасный, – сказал Дейв, улыбаясь.

Когда она прыгала на причал, он крепко держал ее за руку.

– Да, пожалуй, – согласилась Люси, и ее губы тронула ответная улыбка.

Дейв ей нравился.

Она не понимала почему, но этот день не стал для нее прекрасным. Тем не менее приятно было вернуться, вновь увидеть оживленное лицо Дейва, такого спокойного и надежного. Ей вдруг показалось, что прошла целая вечность с той минуты, когда они отплыли от мола. Люси была рада оказаться в своем прохладном чистом доме.

Выкупав Питера, она уложила его спать, потом переоделась и сошла вниз. Занявшись вышиванием, она казалась спокойной, но, делая стежки, в раздражении не могла дождаться, когда Анна уйдет к себе. Однако в тот вечер Анна не торопилась. После того как пробило десять, она зевнула и посмотрела на часы. Наконец она поднялась и пожелала всем доброй ночи.

Люси осталась с мужем наедине.

Наступила долгожданная минута. Люси решительно отложила шитье, подошла к Фрэнку, который углубился в вечернюю газету, и села рядом с ним на диван.

– Фрэнк, – твердым голосом начала она, – хочу поговорить с тобой об Анне.

– Говори, дорогая, – пробормотал он, не поворачивая головы. – Слушаю тебя.

Она глубоко вздохнула. Прежде чем затронуть тему прошлого Анны, надо дать мужу последнюю возможность самому сделать это. И она медленно произнесла: