последний. В обед пришла с инспекцией бабушка и увидела страшное. Я мыла руки в умывалке. Стоя босиком на кафельном полу.

Оставив за собой дымящиеся руины детсада, меня уволокли домой и больше никуда не отдавали. Заткнулись навсегда и родительские приятели. Уж не знаю, по какой причине. Бабушкино домашнее учение принесло плоды. Уже к пяти годам я была записана в две библиотеки. Того, что имелось дома, не хватало.

Только не представляйте нас паиньками. Хулиганили мы отчаянно. Было нам лет шесть, в лето перед школой, и мы с Наташкой Рожковой, моей будущей одноклассницей и медалисткой, придумали игру «адреналин-раша».

Недалеко от дома стоял корпус радиотехнического института. Перед ним лавочки. На лавочках сидели люди. У некоторых из них на головах были шляпы, кепки или хотя бы модные сомбреро. Нужно было за лавкой подкрасться к жертве, молниеносно содрать шапку и убежать. Выигрывал тот, кого не догоняли.

Случались накладки. Однажды прыткий студент в погоне за своей кепкой загнал меня в Наташкин двор. Я метнулась в дворовый сортир и заперлась, отчаянно голося. В этом дворе бабульки меня знали, а кепку в моих руках не увидели. Зато увидели парня, который гонится за шестилеткой и рвется в сортир за ней. Маньяк! Чуть его не затоптали тетки во дворе. А кепку я реально бросила в дырку.

Короче, к первому классу я была готова.

Жила я в центре Таганрога, и выбирать, теоретически, родители могли сразу из нескольких школ, куда отдать свою «прынцессу».

Осень на улицах Таганрога

Но на деле вариант был один — школа № 16, угол Ленина и Тургеневского. Там учились бабушка и мама. К тому же, свой последний класс набирала легенда Таганрога Глафира Михайловна Госсар (Царствие небесное, светлая память Учительнице). К ней ломились со всего города. Но меня, к счастью, взяли.

В школу я шла с радостью — все развлечение. Только бабушка честно предупреждала, что будет скучно. Ведь читать-писать я умела давно. Ха, она забыла о прописях!

С прописями связано пробуждение моих амбиций. У Глафиры Михайловны была разработана своя система поощрений. Какие-то блестящие цветочки на карточках, звездочки… Их выдавали за достижения и примерное поведение.

Долго, почти месяц, не доставалось мне вожделенной карточки. Но однажды мучения моей мамы увенчались успехом: я красиво написала урок в прописях.

Как сейчас помню голос Глафиры Михайловны: «Дети, наша Ланочка красиво написала прописи, я даю ей самую красивую карточку!» Я чуть не лопнула от гордости. Следующие два дня выедала мозг всей семье небывалым успехом.

А еще через несколько месяцев, зимой, я подралась с Петькой Толкачевым, здоровым и щекастым соседом по парте. Не помню повод для драки, помню результат — у меня фингал под глазом, у него рассечена бровь замком моего ранца.

Дома был фурор. «Ого!» — воскликнула мама. «Молодец, дочка», — похвалил папа. Бабушка неодобрительно промолчала. Никто в школу выяснять отношения не пошел, что характерно.

Вообще школу я очень полюбила. Буквально в первые же месяцы мы обнаружили лестницу черного хода, широкую, деревянную, с невысокими ступенями. Идеальная лестница, чтобы сесть на попу вверху и с визгом съехать вниз. Колготы горели, жизнь была прекрасна.

Инициативная группа 1 «Б» класса стала проводить на лестнице все перемены.

К нашему горю, по соседству с лестницей располагался кабинет директора школы, Ивана Михайловича Карапетяна. Сначала-то мы конспирировались и не так орали, но потом, когда я обнаружила узкий парапетик, по которому можно было забраться на окно, примерно в семи метрах от пола, удержу не было.

На окно лезли самые смелые. И однажды директор решил выяснить, что происходит. Открыл дверь в бывший парадный вход и увидел всю веселую компашку с дырявыми колготами и меня на окне. До сих пор помню, как он побелел и шепотом стал уговаривать меня не бояться и не дергаться — вот сию секунду он побежит за лестницей и снимет меня.

«Да чего вы боитесь, Иван Михалыч», — беззаботно ответила я и по карнизу в половинку моей ладошки шириной, шустро пробежала к нему.

Потом на лестнице пахло валерьянкой, а моих родителей первый раз вызвали в школу.

О да, еда. То есть школьное питание. Больная тема.

Напомню: моя бабушка гениально готовила. Каждый день. Свежее. Поэтому в школе мне есть, как правило, не хотелось. К тому же вечно давали с собой яблоко или еще чего вкусного.

Но в буфете было одно сокровище — коржики по семь копеек. Ага, песочные, с запахом соды. Отпад! Если бы бабушка увидела, что я их ем… Но, сами понимаете, опасность добавляет вкуса. И, конечно, я и мои дружбаны стояли в очереди за ними.

Став чуть постарше, класса с четвертого примерно, мы уже могли по теплу выскочить в соседний «Красный мак», бывшую дореволюционную греческую кондитерскую, не без умысла открытую напротив женской гимназии. Там делали такую кучу вкусного, что жизни бы не хватило перепробовать все. Но мы старались.

Так, еще об учителях. Это теперь школа без педагога-педофила не имеет права выдавать аттестат, а тогда мы о таком и слыхом не слыхивали. В моей школе были потрясающие Учителя. Их нет уже. Светлая и добрая им память — помню всех.

Поздней осенью 1975 года я решила исправить историческую ошибку в отдельно взятом классе. К этому времени, спасибо бабушке, я уже знала, что такое День тезоименитства государя, молитву о наследнике и все байки женской гимназии.

Вывод о том, что в 1917 году произошла катастрофа, я сделала сама. К тому же, у нас было несколько книг с «ятями», Лермонтов, к примеру, и я их обожала. А потому отдельно взятая контрреволюционерка решила повернуть время вспять и писать с Ъ. При этом я была, хоть и хулиганка, но круглейшая из круглейших отличница. «На рыжей козе не подъедешь», — хвастливо говорил папа.

И вот мой дневник и все тетради украсились Ъ, а на вопрос изумленной «классухи» Тамары Константиновны я ответила, что хочу писать, как по-настоящему правильно.

Как? Как до революции? Почему? Потому что раньше было хорошо и был Государь. И душка-наследник цесаревич. И платья. И балы, ага.

Думаете, учителя побежали в КГБ? Они вызвали моих родителей и засели думать, как выкрутиться. В итоге пострадала, конечно, бабушка. Мама ей сказала, мол, сама навоспитывала, сама и думай, как уберечь внучку от Сибири. Но героем родительской компании я была долго!

В общем, в школе я проучилась все десять лет, и еще года два, приезжая из университета, заходила туда.