— Ja, это я могу починить, — рассеянно произнес Аарон, длинными пальцами поглаживая бок открытого буфета так ласково и бережно, будто гладил женщину по волосам. — А лучше бы сделать новый. Тут много умения не надо. — Мне не по средствам чинить их, не то что покупать другие, — возразила Элизабет, опускаясь на старый стул с хромированными ножками, которому, видимо, было столько же лет, сколько ей. Красное клеенчатое сиденье давно порвалось, мыши повытаскивали изнутри всю вату, но опухшие, стертые до пузырей ноги наконец обрели покой, а комната перестала раскачиваться перед глазами Элизабет, как корабельная палуба. — Поймите, Аарон, я не торгуюсь с вами, чтобы сбить цену. Дело в том, что я действительно практически разорена.

— Как и ваши шкафы.

— До того, как я купила этот дом, здесь пару раз все разбивали в щепки, — объяснила она, чтобы он вдруг не подумал, будто вся эта разруха свидетельствует о ее полном неумении заниматься домом.

— Молодые люди из города часто устраивали здесь пьянки, — сказал Аарон, выбирая среди скрупулезно разложенных инструментов отвертку нужного размера. — Очень удобное место, — едко заметил он. — Укромное. За городом. Кроме амманитов, никто не станет беспокоить.

В его голосе слышалось сдержанное негодование, хотя по словам можно было подумать, будто он считает подростковый вандализм естественной приметой взросления. На самом деле в его понимании американскую манеру воспитания детей иначе, как варварской, назвать было нельзя. У этих американцев нет принципов, нет совести, нет уважения ни к кому и ни к чему, они не страшатся ни бога, ни наказания. Разрушают чужие жизни и уходят от ответа… Но, поднеся отвертку к первому шурупу, Аарон Хауэр несколько смягчился и попытался найти даже в этом что-нибудь хорошее. В конце концов, если бы кухню Элизабет Стюарт не разгромили, сейчас ему не пришлось бы чинить ее шкафы.

— Есть много способов расплатиться за работу, Элизабет Стюарт, — произнес он вслух, возвращаясь мыслями к насущным заботам.

От потрясения Элизабет вздрогнула, будто ужаленная, и выпрямилась. Здравствуйте вам! Значит, сектанты умеют не только блюсти свои интересы, но и в удовольствиях себе не отказывают? Услуга за услугу, так, что ли? Теперь понятно, что значит иметь своего мастера.

Онемев, она смотрела на него, недоумевая, что именно в ее поведении разбудило в набожном человеке греховные инстинкты. Намерения соблазнить его у нее не было — разве только эти сектанты считают всех «англичанок», как они называют всех, кто говорит на английском языке легко доступными. Но с тех пор, как он появился у нее на пороге, она только и старалась поскорее выпроводить его! И вот он торчит здесь, спокойный как айсберг, и предлагает ей…

— У вас есть ветряная мельница, которой вы не делаете употребления, — услышала она. Аарон по-прежнему сидел на корточках у шкафа и изо всех сил выкручивал из дверцы покрытый несколькими слоями старой краски ржавый шуруп.

— У меня? — тупо переспросила Элизабет.

— Ja. — Покончив с шурупом, он на секунду поднес его к глазам, затем отправил в глубокий карман штанов и принялся за следующий. — Сайласу Хостетлеру нужна новая мельница. А у Сайласа есть молодой черный мерин, которым я мог бы заменить мою гнедую.

— Ax, — только и вымолвила Элизабет. Значит, ее тела он не домогался. Она не знала даже, радует ее это или обижает.

— Значит, мы договорились? — Аарон вывинтил еще один шуруп, убрал его в карман и только тогда взглянул на нее через плечо.

Элизабет сидела, уперевшись одной ногой в стул и обхватив руками колено. Ее груди выдавались под тонкой мужской майкой. Со своими пышными черными волосами, ничем не покрытыми, вольно лежащими на плечах, она казалась ему порочной дикаркой. Волосы женщины — ее слава и честь, и видеть их дозволено только мужу.

Но у Элизабет Стюарт мужа нет.

А у него нет жены… Хоть он до сих пор и считает себя женатым человеком, его Сири уже на небе, а он на земле один.

Аарон с усилием оторвал взгляд от Элизабет и снова занялся шкафом. Намерения путаться с этой «англичанкой» у него не было. И неважно, что у нее глаза цвета неба перед рассветом, и ей явно нужен мужчина, который заботился бы о ней.

— Да, думаю, мы договорились. — Элизабет встала со стула, слегка ошарашенная тем, что что-нибудь хорошее может случиться так легко.

— Там, откуда я родом, мы ударяем по рукам после удачной сделки, — протягивая Аарону Хауэру руку, сказала она.

Он посмотрел на нее так, будто боялся, что из руки выскочит чертик; затем с видимой неохотой отложил отвертку и тоже протянул руку, охнув, будто прикосновение к чужой ладони причинило ему боль. Элизабет слабо улыбнулась. Она даже не сомневалась, что прежде он никогда не жал руки женщине, тем более «англичанке». Значит, она первая. Пустяк, а приятно.

Его ладонь была теплая, сухая и жесткая от мозолей. В ней чувствовалась огромная сила, но не только. Еще эта рука, наверное, умела нежно ласкать и делать удивительно красивые вещи. Элизабет вспомнила, как скользили его пальцы по дереву, и подумала, что какой-то девушке его веры очень повезет с мужем, когда Аарон снимет траур по своей умершей жене.

— Спасибо вам, Аарон Хауэр, — тихо сказала она. На миг их взгляды встретились, и что-то неуловимое задрожало в воздухе между ними. Не влечение, не желание, даже не понимание. Элизабет не могла определить это иначе как осведомленность, но и это казалось ей слишком сильным словом. Наваждение — вот что это было. Но Аарон убрал руку, отвел взгляд, и, что бы ни промелькнуло между ними, оно исчезло.

— Мне надо переодеться перед работой, — направляясь к двери гостиной, заговорила Элизабет. — В городе все, наверно, уже с ума посходили с этим убийством.

Аарон помрачнел от ее языка, но ничего не сказал и уткнулся в работу. Элизабет несколько обескуражила его безучастность.

— Вам, видимо, все равно, что в двух шагах от вашего Дома зарезали человека?

Морщась от натуги, он возился с очередным неподатливым шурупом.

— То, что делается в мире англичан, мне неинтересно. Нажимая на отвертку, он пробормотал еще что-то по-немецки. Дерево наконец поддалось, и несколькими уверенными движениями он вывернул шуруп и опустил в карман.

Элизабет продолжала наблюдать за ним, дивясь его спокойствию. Он говорил так, будто их миры существовали в несоприкасающихся параллельных пространствах, хотя они сами своим общением опровергали это. То, что убийце все равно, кого убивать — амманита или американца, — Аарону Хауэру, видимо, в голову не приходило. Элизабет сомневалась, что горло сектанта труднее перерезать ножом, чем горло Джералда Джарвиса, но она завидовала способности Аарона замыкаться в вере. Наверно, хорошо цитировать Библию и не видеть ничего вокруг себя.

— Вам придется самому знакомиться с Трейсом, — сказала она. — Трейс — это мой сын, — поспешила объяснить она. — Вставать до полудня ему не позволяют убеждения. Берите в холодильнике и на столе любую еду, которая не выглядит как химический реактив. Вероятно, чипсы — лучшее, что вы сможете найти, если, конечно, вас не пугают искусственные красители и консерванты, потому что только этим мы и питаемся. Я бы сделала вам тосты, но мне нужно еще сделать пару звонков, а затем бежать на поиски правды и справедливости.