На четвертом году в школе Короля Эдварда VI ты начал петь в своей первой настоящей группе: Andy Long and his Original Jaymen. Ну, «настоящая» в том смысле, что вы репетировали вместе. Родители терпеть этого не могли. Для них все это не укладывалось в ту жизнь, которую они нарисовали тебе и остальным в Хейли Грин. Непохожий на Бирмингем или на центральную часть страны, впрочем, так хотелось думать, Хейли Грин походил на заносчивый маленький город, выставлявший себя на одном уровне с аристократическими местами Уэльса, до границ с которым было всего восемь миль, а если и не с ними, то с облагороженными кварталами запада. В Хейли Грин не любили, когда упоминали о его настоящем происхождении, а именно промышленной центральной части, и такого же мнения был твой папа.

Однажды он, тоже по имени Роберт, квалифицированный инженер-строитель и гордившийся этим, пришел в ярость и отрезал штепсельную вилку у Dansette после того как ты, стоя перед зеркалом и взъерошив волосы, семнадцать раз подряд спел ‘I Like It Like That’. Это был тот самый Dansette, который мама с папой подарили тебе на Рождество, когда тебе было двенадцать. Когда ты открыл крышку, то увидел внутри уже поставленную на вертушку копию ‘Dreamin’ Джонни Бёрнетта. Как ты вспоминал позже «Это была непростая история для родителей». Они старались, но «совершенно не понимали все это, ни капли. Поначалу они думали, что это пройдет». Но, конечно же, не прошло. Напротив, это росло с каждым днем, как твои волосы. Они были тем длиннее, чем старше ты становился, и тем хуже были споры с отцом. Он бы отрезал все это, если мог, как и вилку у Dansette, но ты становился все более взрослым для него, и ему ничего не оставалось, как смириться.

Однако теперь, когда ты окончил школу, рок-н-ролл и ду-воп интересовали тебя уже меньше, гораздо больше ты увлекся блюзом. В основном, Робертом Джонсоном, самым легендарным блюзменом из всех. Все началось, когда ты купил первую долгоиграющую пластинку, которая была скомпилирована из его оригинальной записи (той, с ‘Preaching Blues’ и ‘Last Fair Deal Gone Down’ и раскладным конвертом, на лицевой стороне которого был нарисован обед издольщика), на деньги, заработанные разноской газет. Естественно, ты был не единственным английским белым мальчишкой, зациклившимся в то время на Роберте Джонсоне. Эрик Клэптон, некоторые из The Rolling Stones, и, конечно, сам Джимми Пейдж были так же одержимы им. Но пока ты этого не знал. «Вероятно, я на год-два отстал от Кита Ричардса и Мика Джаггера, но и я воскликнул: „Вот оно!“»

И вот тогда, после того, как ты увидел Сонни Боя в зале Брум, ты стал более чем когда-либо убежден в том, что правильная жизнь не для тебя. Тем не менее после окончания школы ты поступил на бизнес-программу в Киддерминстерский колледж профессионального образования — это был компромисс, на который ты пошел с родителями. Тебя не интересовала работа, а они не хотели видеть, как ты праздно шатаешься, воображая себя певцом. Единственное, чем был известен Киддерминстер, — это его ковры. Так что в колледже была даже Кафедра Технологии изготовления ковров. Черт подери! Большинство твоих друзей либо уже окончили школу и начали понемногу зарабатывать, либо уехали в Школу искусств в Стоурбридж, самое халявное место, где собирались все лучшие девчонки. Все представлялось тебе несколько депрессивным, хотя у тебя по-прежнему была твоя музыка — музыка, и одежда, и «Вулвз», и кутежи в городе субботними вечерами. Именно тогда ты и начал всерьез задумываться о пении. Что угодно, чтобы спастись от ковров, колледжа и отцовских стонов. Как говорил твой товарищ Дэйв Хилл, еще один скучавший провинциал, впоследствии ставший гитаристом Slade, до тех пор ты был просто еще одним «местным стилягой с очень короткими волосами». Пока ты не открывал рот и не начинал петь, никто не замечал, что ты не такой как все, никто и в самом деле не обращал внимания. А это было превыше всего, нравилось тебе больше всего, — внимание. Тебе так нравилось оно, и ты хотел сохранить такое положение вещей…

С благополучно завершенным альбомом Питер Грант был готов выступить и заключить контракт для новой группы. Как бы там ни было, он по опыту знал, что для них было бы ошибкой расслабиться и ждать, пока все случится само собой. Ему нужна была «суета», чтобы пустить импульс, не только с точки зрения коммерции, но и творчества. Пейдж был счастлив оказать такую услугу. Он был безмерно горд тем, чего уже достиг самостоятельно, без помощи кого бы то ни было из его прошлых коллег по группе, в The Yardbirds, и ему не терпелось начать выступать с новым составом. И концерты были объявлены — все еще под названием The New Yardbirds, — начиная с клуба Marquee в Лондоне в пятницу, 18 октября, едва ли через неделю после того как была завершена запись на студии Olympic.

Проблема возникла практически сразу, как только стало очевидно, что они больше не могут использовать название The Yardbirds. С тех пор они всегда утверждали, что наименование The New Yardbirds просто «устарело» под влиянием отличного качества материала, собранного теперь новым составом. «Мы осознали, что работаем обманным путем, — заявит позже Пейдж. — Все быстро перешло за границы того, где остановились The Yardbirds. Все согласились, что нет смысла сохранять ярлык The Yardbirds, и… мы решили сменить название. Для всех нас это было началом новой главы».

В действительности же первый альбом Zeppelin практически наверняка стал бы первым альбомом The New Yardbirds, если бы Крис Дрея не прислал бы через своего адвоката письмо, извещавшее, что пора «прекращать и заканчивать» под угрозой суда. По словам Дрея, контракт, который Маккарти и Релф подписали, предоставив им с Пейджем право продолжить деятельность под названием The New Yardbirds, касался только дат сентябрьских скандинавских концертов, которые были предварительно анонсированы еще до официального распада группы. Когда Дрея обнаружил, что Пейдж теперь намеревается сохранить название на время нового тура по Соединенному Королевству в октябре и ноябре — и даже для свежего контракта на запись альбома, — он высказал протест этому решению и посоветовался с юристами. Вынужденный искать новое название для группы Пейдж только пожал плечами. Он был настолько уверен в своей новой группе, что, как утверждал впоследствии, ему не было бы дела, если бы она называлась The Vegetables («Овощи») или The Potatoes («Картофелины»). Вместо этого Грант напомнил ему о шутке Кита Муна о возможности провалиться, как Свинцовый Цеппелин. Они согласились, что идея была хороша. Только еще одна мелочь: из слова Lead (свинцовый) надо было убрать букву «a». «Я поиграл с буквами, — сказал Грант, — порисовав в офисе, и понял, что «Led» выглядит куда проще — вот и вся ирония». Пейдж согласился, упомянув, что иначе люди смогут воспринять название неверно, посчитав, что «Lead» означает «Ведущий, первый».

Новое название стало официальным в понедельник, 14 октября, всего за несколько дней до их первого концерта в Лондоне, где они все еще были заявлены как The New Yardbirds. Пытаясь быстро распространить новость, Грант обзвонил лондонскую музыкальную прессу, ухитрившись в последний момент втиснуть маленькую заметку о смене названия в еженедельный журнал Disc, очередной номер которого должен был выйти 19 октября, в то время как Пейдж собственнолично посетил офис самого продаваемого музыкального еженедельника Melody Maker, в то время находившийся на Флит-стрит, где он присел рядом с Крисом Уэлчем, чтобы помочь ему записать длинное название. «Помню, как Джимми смотрел через плечо в мои заметки и исправлял ошибки, — говорит Уэлч. — Я написал „Lead“, и он указал, что на самом деле надо писать „Led“». Уэлч лестью был склонен к посещению пятничного концерта в клубе Marquee, и он помнит, как стоял рядом «с одним ударником из довольно известной группы, имя которого упоминать я не буду, чтобы ему не пришлось краснеть. Но я помню, как он наклонился и сказал: „Боже, этот ударник так чертовски силен…“ Тот парень после этого практически бросил играть на ударных».