— Я попробую.

— Не надо. Я тебя в кювет оттащу. Как твой грейдер заводится?

— Кнопкой стартера.

— Передний отвал как поднимается?

— Никогда на грейдере не работал?

— Нет. Только на легковых ездил. И на БМП.

— Не сумеешь. Не справишься. Помоги мне в кабину забраться. Там вдвоем ехать можно, и я буду показывать.

— Не мне. Дядя Вася сейчас подойдет. Он старый, но мудрый, полковник разведки в отставке. С ним поедешь. Или с Ананасом. Это бывший капитан ОМОНа. А я пешком двину. Давай поднимайся. Помогу забраться.

Задачу я себе выбрал такую, с которой едва справился. Кабина у грейдера высокая. Умар практически имел возможность только одной рукой за поручень придерживаться, при этом ноги его потеряли силу, и он никак не мог, даже ступив на подножку, выпрямить ногу. А веса в нем было килограммов на десять больше, чем во мне. Тут кстати бы пришлись здоровье и мышцы Ананаса. Тем не менее я справился, руками поднял Умара и засунул в кабину и даже поднялся сам повыше, чтобы помочь ему усесться.

И только я спрыгнул на землю, как из-за поворота дороги показалась троица моих бомжей…

— Справитесь, товарищ полковник? — спросил я, объяснив Карамзину ситуацию и предложив поехать с Умаром.

— Не вижу проблем, — ответил дядя Вася, довольно усмехаясь, потому что ходить пешком уже устал. — Задачу при этом, рядовой, какую полковнику ставишь?

— Задача, товарищ полковник, простейшая. Умар покажет вам, как работать передним отвалом. Если бандиты попытаются вырваться по дороге, блокировать ее грейдером. Если на капоте передовой машины по-прежнему будет привязана девочка, быть осторожным, при бое не попасть пулей в девочку. Если девочки не будет, закрывшись отвалом от обстрела, таранить им машины. Все понятно, товарищ полковник?

— Так точно, товарищ рядовой.

— Сразу после выезда поучитесь манипулировать отвалом. Если бандиты нас в селе не дождутся и двинут по дороге, сразу звоните мне.

— Понял я, понял. Ты сам поторопись. Слышишь…

Со стороны села донеслось несколько беспорядочных автоматных очередей. Так стреляют неприцельно, желая напугать или о чем-то предупреждая. Прицельная стрельба совсем другая, очереди более короткие и злые. Но звуки шли не со стороны холмов, где до села рукой подать, а с дороги.

— Удачи, товарищ полковник, — поднял я руку, прощаясь с дядей Васей.

— Поторопимся, — сурово сказал стоящий рядом Ананас. — Они уже в селе стреляют. Я таких козлов сам к лобовому стеклу привяжу и под грейдер пущу…

Старик Василий молился, повернувшись лицом на восток.

— О чем молишься, Василий? — спросил я.

— О спасении той девочки.

— Считай, что по твоим молитвам Господь нас послал, чтобы ее спасти. Пошли!

— Да-да, конечно, — согласился старик, и я впервые увидел, как он приготовил оружие. Вытащил пистолет, опустил предохранитель и передернул затвор, досылая патрон в патронник. Умел с пистолетом обращаться, чем меня несказанно удивил. Но еще больше меня удивила готовность Василия стать воином. Видимо, его вдохновили мои слова о том, что нас Господь послал.

И сейчас никто не вспомнил о первоначальном намерении посетить село под видом тех же бандитов, чтобы ограбить магазин. Даже о водке никто, кажется, не задумался…

Мы двигались предельно быстро. Старик Василий умел ходить, это я давно заметил, и умел не уставать. Хорошее качество, которое даже в спецназе всегда культивируется. Ананас же, вдохновленный темой защиты села, рвался в бой. Его сильнее всех поразил факт, рассказанный грейдеристом. Девочка, привязанная на капоте автомобиля вместо защиты, — это что-то новое. Я раньше с таким не встречался. Как они вообще сделали это? Хотя технически, наверное, несложно. Но каково самой девочке? Что она чувствует там? Ананас переживал, кажется, острее других.

— Ананас, у тебя дети есть?

— Три дочери. Уже взрослые совсем. Давно их не видел и ничего не слышал. Старшая, может, уже и замуж вышла.

Он дышал тяжело, и я не стал больше сбивать ему дыхание разговорами. Это я мог себе позволить даже на бегу песни петь, лишь бы они были ритмичными, а у бывшего капитана ОМОНа «дыхалка» не была разработана до такой степени. Но шел он ходко на одной злости. Эмоции порой тоже сильно помогают. Вот и нам возбуждение помогало идти. Два километра, даже по холмам, которые по эту сторону дороги были уже не такими крутыми и высокими, не так уж и много. Обычно, зная расстояние, которое предстоит преодолеть, рассчитываешь и силы. Когда не знаешь, идешь, сколько можешь идти, но все равно до конца силы не расходуешь. А на достаточно короткой дистанции можно было их и не беречь. Они все равно останутся. Причем боевые марши сильно отличаются от спортивных. Я много раз наблюдал, как бегуны-легкоатлеты даже на дистанциях чуть больше спринтерских, а то и на спринтерских, едва достигнув финишной черты, падают в изнеможении. У них уже сил не хватает даже на то, чтобы идти. В боевой практике такой расход сил невозможен, потому что там после марша часто приходится сразу вступать в бой. Так примерно мы и шли, с сознанием того, что с каждым шагом приближаем себя к условиям боя.

Но шли быстро, потому что в бой все стремились. И уже никто не заикался о том, что это нам всем, может быть, зачтется потом, причем зачтется на этом свете, поскольку все понимали, что расстрел полицейских просто так никому не проходит. Для меня лично было естественно выступить против бандитов, поскольку меня весь последний год и готовили, и использовали именно для этого. Но я никак не ожидал, что остальные члены моей группы меня в этом так единодушно поддержат…

Мы имели возможность выйти к селу сразу, срезав путь к первым кварталам, где начинается дорога. Но там было все спокойно, не видно было людей, не слышались выстрелы. А откуда-то издалека и выстрелы раздавались, и крики, в основном женские. Наверное, очень громкие, если слышны были с такого расстояния. Оттуда же поднимались два столба дыма, должно быть, бандиты что-то подожгли. Догадаться, что это горит сельсовет, было нетрудно, поскольку так оно обычно и бывает при нападении на любое село. Первые объекты нападения выбираются бандитами традиционно — сельсовет и участковый пункт полиции. На эти столбы дыма мы и двинулись, пересекая по диагонали последний холм. Более того, мы не просто двинулись, мы при подъеме сразу перешли на бег, и даже старик Василий, которому, возможно, молитвы помогали не отставать, побежал, обгоняя Ананаса. Сверху, с холма, открывался вид на весь поселок. Я не сразу увидел, а сначала только услышал грубый, с заметной хрипотцой голос, раздававшийся совсем рядом. Разговаривали на местном языке. А потом из-за камней поднялась спиной к нам наполовину открытая человеческая фигура, а за ней еще две. Первая фигура разговаривала по телефону и настойчиво тыкала пальцем куда-то вдаль. Видимо, это была обыкновенная жестикуляция, которой человек привык сопровождать свою указующую речь. А речь была явно указующая. В голосе человека слышались властные нотки. Хотя я и не знал языка, но не сомневался, что кто-то кому-то давал «ценные указания».