Год рождения этого адепта православия неизвестен. Историк Д. О. Серов высказал предположение, что он был близнецом Исаака Веселовского. Так же, как и брат, он обучался в гимназии Э. Глюка (причем, тоже слыл изрядным шалуном), а затем был принят в Посольский приказ переводчиком немецкого и латинского языков. И, подобно жизни братьев Авраама и Исаака, жизнь Федора была исполнена драматизма: бурные взлеты чередовались в ней со столь же стремительными падениями.

Князь Б. И. Куракин

Поначалу карьера Федора Веселовского складывалась блистательно. Ему довелось служить под началом «державы Российской посла» князя Б. И. Куракина. Классический русский аристократ, выдающийся деятель своего времени, Куракин был опытным дипломатом и отличался эрудицией, широтой интересов, холодным ироничным умом и пылким темпераментом. Он сразу же оценил и приблизил к себе Федора, и тот был всегда рядом со своим патроном. В 1707 году они отправляются в Рим, к папе Карлу XI, с заданием добиться непризнания Станислава Лещинского польским королем. Вместе с Куракиным туфлю его святейшества целовал тогда и юный Веселовский. Переговоры увенчались успехом, и после завершения миссии эти двое московитов исколесили всю Европу, останавливаясь в Венеции, Вене, Гамбурге, Амстердаме. Впрочем, путешествие их отнюдь не было праздным: они пытались воспрепятствовать вербовке наемников в шведскую армию, в чем тоже преуспели. В январе 1710 года Федор сопровождает Куракина, получившего должность полномочного министра, в Ганновер, где они ведут длительные переговоры с курфюрстом Георгом Людовиком. Благодаря усилиям Куракина и Веселовского была подписана союзная конвенция, обеспечившая гарантии дружественного нейтралитета курфюршества по отношению к России и ее союзникам.

В 1712 году Федор Павлович, уже в ранге секретаря посольства, был направлен в Гаагу, где они вместе с Куракиным пытались склонить Голландию к союзу с Россией против Швеции. Находясь в должности секретаря, Веселовский получает возможность и своего профессионального роста как дипломата – он уже обладает даром мыслить не только в масштабах отдельных стран, но и охватывать разом всю европейскую систему международных отношений. Постепенно Федор обрастает нужными связями среди государственных деятелей Европы, превосходно ориентируется в современной ему политической обстановке.

Наконец, наш герой выходит из тени Куракина и начинает вполне самостоятельную деятельность на дипломатическом поприще. В апреле 1716 года он направляется в Лондон, где вначале исполняет обязанности резидента при английском дворе, а в июне 1717 года официально получает эту высокую должность. Помимо непосредственных посольских обязанностей, Веселовский занимается вербовкой квалифицированных специалистов, заключением выгодных для России торговых контрактов. Федору Павловичу было доверено от имени Синода вести ответственнейшие переговоры о слиянии русской и англиканской церквей. Приходилось резиденту и приглядывать за оказавшимися в Лондоне шумливыми русскими студиозусами.

Казалось бы, положение его было как нельзя более прочным и надежным. Но тут набиравшая обороты карьера Веселовского вдруг рухнула в одночасье! Ведь в резиденции русского посланника в Лондоне нашел пристанище его беглый брат Авраам. Прознав об этом, российские власти немедленно отстранили Федора Павловича от британских дел, назначив на его место нового резидента, М. П. Бестужева. Последнему было приказано объявить Федору Павловичу, чтоб он «к двору Датскому немедленно ехал». В случае же его неповиновения Бестужеву предписывалось «трудиться пристойным образом, дабы Веселовский в Англии заарестован был, объявя причину, что он многие наши деньги имел при себе, а отчету не учинил».

Здание Лондонской таможни

Почуяв неладное, Федор ответил на приказ ехать в Данию категорическим отказом. «Очевидно вижу, – с горечью писал он, – что отзыв мой от сего двора и посылка моя в Копенгаген ни для какой причины, ниже в иное намерение чиниться токмо для брата моего Авраама, за которого определен быть страдателем, и вижу ясно, что намерение положено по прибытии моем в Копенгаген, бросить меня на корабль и отвести в С.-Петербург, и чрез жестокое и страдательное истязание о брате моем – хотя сведом или не сведом – спрашивать… Страх сей видимой и бесконечной моей беде привел меня в такое крайнее отчаяние, что я, отрекшись от всех благополучии сего миру, принял ныне резолюцию ретироваться в такой край Света, что обо мне ни памяти, ни слуха не будет, и таким образом докончаю последние бесчастные дни живота моего хотя в крайнем убожестве и мизере, но спокойною совестью и без страдания». Впрочем, жизнь его на этом не кончилась (он проживет еще добрых пять десятков лет!), да и «ретироваться» на край света он не пожелал, а, как и его старший брат, стал невозвращенцем и обосновался в респектабельном Лондоне.

Лондон. Собор Святого Павла. XVIII век

Царь Петр долго не мог простить английскому правительству покровительства, оказанного Аврааму и Федору на проекте 1724 года о примирении России и Великобритании он собственноручно начертал, чтоб «Веселовские нам отданы были, понеже как в издержании денег, так и в иных вверенных им делах многое противу делали и требует розыску». Англия, однако, так и не выдала России беглых дипломатов.

Не знаем, тосковал ли Федор по русским березкам или по одетому в гранит Петербургу, только ностальгия разъедала его душу сильнее, нежели у старшего брата. С жизнью на чужбине он так и не свыкся и неоднократно ходатайствовал перед российскими властями о возвращении на родину. Еще при императрице Анне Иоанновне он начал посылать ценные сообщения вице-канцлеру, графу А. И. Остерману о внутриполитическом положении Англии, парламентских новостях, событиях придворной жизни и т. д. Он заверил графа в желании «употребить последние дни живота своего к услугам отечества… яко верному и всякому доброму подданному надлежит». Историк С. Ю. Дудаков даже полагает, что Веселовского намеренно не спешили впускать в Россию потому, что такой важный «канал» информации «был нужен правящей верхушке именно в Лондоне».

Но Федор Павлович продолжал упрямо рваться в Россию. «Сегодня приходил ко мне бывший прежде сего при аглицком дворе резидент Ф. Веселовский, – доносил в реляции из Лондона в январе 1742 года русский посланник А. Д. Кантемир, – прилежно меня просил, чтоб я всенижайше исходатайствовал ему позволение возвратиться в отечество свое и употребить остатки жизни своей в службе вашей сродной своей государыни. Оную такую высочайшую милость ожидает от сродного вашего ко всем своим поданным великодушия. Делам вашим было бы не бесполезно, чтоб отсюда вызвали человека, которой один русскому языку здесь искусен и иногда в разбирании цыфирей употреблен быть может». Не о чтении ли тайных дипломатических шифров здесь идет речь?