— Может быть, мы ошиблись, потому что нам просто показалось, что голос Фарберсона похож на голос человека в маске. Но надо смотреть правде в глаза. Дина: у нас нет никаких доказательств, что это он. Как ты и сказала.

— Нет. Это был он. Это точно Фарберсон, — уверенно сказала Дина. — Я в этом ничуть не сомневаюсь.

Джейд посмотрела на нее.

— Ничуть?

Дина промолчала. Потом, устало вздохнув, сказала:

— Поехали домой.

Они сели в машину. Дина пошарила в темноте в поисках ключей.

— И почему на стоянке нет фонарей? Темнотища, как на Фиар-стрит.

Джейд лишь пожала плечами.

— Даже не напоминай мне об этом месте.

Дина наконец нашла ключи и пыталась ощупью вставить их в зажигание.

— Быстрее, — раздраженно сказала Джейд. — надо убираться отсюда.

— Стараюсь, — виновато проговорила Дина. Она завела двигатель и развернула машину.

Она посмотрела в зеркало заднего вида — и тут сзади протянулась чья-то рука и больно схватила се за плечо.

— Нет! — вскрикнула она и нажала на тормоз. Джейд обернулась с широко раскрытыми от ужаса глазами и прямо перед собой увидела человека в маске — и в то же мгновение ей на плечо опустилась его тяжелая ладонь.

— Ой — мне больно!

Крепко стиснув их плечи, человек нагнулся к ним совсем близко.

Обдавая их горячим дыханием, он прорычал злобным басом:

— Не попадайтесь мне больше на глаза. Я вас предупредил.

От него разило чесноком.

Отпихнув девочек, он выскочил из машины и, не захлопнув дверцу, скрылся в темноте.

На следующий день Дина не могла дождаться конца занятий. Все утро у нее в ушах стоял хриплый голос незнакомца в маске. В том месте, где он схватил ее, до сих пор горело плечо.

«Почему он не убил нас? — размышляла она. — С другой стороны, зачем ему это?» — отвечала она сама себе. В субботу он все равно уедет навсегда, а за совершенное им преступление будет расплачиваться Чак.

Перед ленчем она подошла к своему шкафчику. Вставляя в замок ключ, она выронила учебники. Когда она нагнулась, чтобы поднять их, упала сумочка, и содержимое ее рассыпалось по полу.

— Помочь тебе? — послышался над ухом знакомый голос.

Дина подняла глаза и увидела прямо перед собой улыбающегося Роба Морелла. Она до того устала, что в благодарность смогла пробормотать лишь что-то невнятное. Но Роб, казалось, не обиделся. Он нагнулся, помог собрать вещи, а потом «просил, не согласится ли она сходить с ним после школы в кафе.

Дина почувствовала, что на глаза ее наворачиваются слезы.

— Спасибо, Роб, — ответила она. — Но я не могу — У меня дела.

Роб, казалось, огорчился, потом пожал плечами.

— Что ж, тогда как-нибудь в другой раз, — сказал он и пошел дальше по коридору.

Дина проводила его долгим взглядом, на душе у нее скребли кошки. Но что она могла сказать ему? Что идет в тюрьму на свидание к брату? К бедному брату, ожидающему суда за преступление, которого он не совершал.

Дина чувствовала себя виноватой. Она уже давно не видела Чака, но не знала, как заставить себя взглянуть ему в глаза. Ей было горько видеть его за тюремной решеткой. Она даже не знала, что ему сказать.

Но зато он постоянно спрашивал о ней. Так что у нее не было выбора. Нужно взять себя в руки и повидаться с ним. Она должна признаться ему, что полиция не поверила ни единому ее слову, что ей не удалось найти никаких доказательств своей правоты.

За спиной с грохотом закрылась тяжелая металлическая дверь. Дина вздрогнула. Сердце ее бешено колотилось. Вслед за охранником она шла по длинному темному коридору, ступая по бесцветным плиткам пола, за долгие годы стертым тысячами ног заключенных.

Минуя еще две стальные двери, они вошли в просторную пустую комнату, освещенную флуоресцентными лампами.

— Пожалуйста, присядьте здесь, — сказал охранник. — Сейчас приведут вашего брата. — И он одарил Дину широкой дружеской улыбкой. Дина не могла отвести глаз от его лица. Неужели в этом месте еще кто-то может улыбаться?

Охранник вышел, и Дина осталась ждать в узкой комнате без окон, разделенной в центре длинной перегородкой из огнеупорной пластмассы. От перегородки до потолка тянулась проволочная сетка, чтобы посетители и заключенные не дотрагивались друг до друга.

В глубине комнаты сидела молодая женщина, рыдавшая в платок. Дина не видела, с кем она разговаривает, но слышала низкий, монотонный мужской голос по ту сторону перегородки.

Дина села на расшатанный деревянный стул. Ей никогда раньше не доводилось бывать в таком жутком месте, и чувствовала она себя здесь крайне неуютно.

«Интересно, изменился ли Чак? — думала Дина. — Как он выглядит? Как будет вести себя? Не ожесточился ли?» Она так волновалась, что ей хотелось вскочить и бежать куда глаза глядят.

Через несколько нескончаемых минут вооруженный охранник ввел Чака в другое отделение помещения, по ту сторону перегородки. На Чаке была бледно-голубая хлопчатобумажная рубашка и брюки из грубой ткани. Дина подумала, что он очень похудел и побледнел.

Сперва он не заметил ее, а когда увидел, оттолкнул охранника и бросился к ней.

— Дина…

Она поднялась ему навстречу.

— Остановись там! — крикнул охранник. — Ты знаешь правила.

Чак остановился в нескольких дюймах от перегородки и сел на откидной стул.

— Никаких резких движений, понял? — предупредил охранник и, сложив руки на груди, стал наблюдать за ними.

— Чак… здравствуй, — смущенно пробормотала Дина. Она заставляла себя смотреть ему прямо в слезящиеся, покрасневшие глаза.

— Ты должна вытащить меня отсюда, — проговорил Чак громким шепотом.

— Что? — Она не была уверена, что правильно расслышала его слова.

— Я больше не могу здесь, Дина. Не могу. Я схожу с ума. — Он закрыл глаза и прижался лбом к решетке.

— Назад! — прикрикнул охранник, шагнув к Чаку.

— Извините, — громко сказал ему Чак и сел прямо.

— Еще одно предупреждение — и вернешься в камеру, — предупредил охранник.

— Здесь сплошной кошмар, — продолжал Чак, понизив голос. — Тебя постоянно унижают. Большинство заключенных — преступники. Настоящие преступники. Грабители, наркоторговцы. Один рассказывает направо и налево, как вырезал целую семью, отдыхавшую в кемпинге в государственном заповеднике.

Дина смотрела на него во все глаза, силясь не разрыдаться.

— Это так ужасно, — наконец с трудом выдавила она.