Как же она мне нравится!

Бабуся Мозес создала более тысячи полотен. Прославилась и разбогатела. Прожила сто один год. Сейчас считается классиком «наивного искусства». Ее работы висят в почтенных музеях, даже в Белом Доме.

Недавно мне подарили книгу Владимира Яковлева «Возраст счастья» – так она вся состоит из подобных реальных историй: про наших с вами современников, настоящая жизнь которых началась только в старости. Там я прочитал про русскую бабушку, вдруг обнаружившую в себе способности к айкидо, про американского дедушку, в 78 лет ставшего фокусником, и еще много всякого позитива.

У меня в этой связи есть к вам предложение. Давайте никогда – ни в каком возрасте и физическом состоянии – не хоронить себя раньше смерти, не говорить, что всё позади и что остается лишь кое-как дожить, доскрипеть.

Давайте внимательно смотреть вокруг и внутрь себя. Очень возможно, что самые интересные открытия, как внешние, так и внутренние, жизнь приберегает на десерт.

07.11.2013

Дом Гольштейн-Готторп-Романовых, именуемый для краткости просто «Романовы», обожал военные мундиры, парады и маневры. В армии или флоте служили, кажется, все без исключения мужчины августейшего семейства. За триста лет из них собрался бы целый батальон.

Но под настоящими пулями и картечами величества и высочества оказывались не очень часто, а головы на поле брани сложили только двое. Давайте их вспомним, они этого заслуживают.

Оба принца были совсем молоды, поэтичны и созданы для служения не Беллоне, а музам. Может быть, оттого и погибли. Как поется в песне, «ведь грустным солдатам нет смысла в живых оставаться».

Интровертный подросток с типично романовским лицом (крайний слева)

Первый из них – Сергей Максимилианович герцог Лейхтенбергский, князь Романовский, внук Николая Первого и наполеоновского пасынка Евгения Богарне.

Его отец был президентом Российской академии художеств, и мальчик с раннего возраста проявлял незаурядные способности к искусству, к музыке. Однако общей для императорских высочеств судьбы не избежал – был определен в конногвардейцы.

Исправный офицер; но интровертность усугубилась

С началом войны за освобождение Болгарии Сергей Лейхтенбергский отправился в действующую армию. Его сослуживец С. Д. Шереметьев вспоминает: «Он участвовал в войне без убеждения и войне не сочувствовал, его вкусы были направлены в другую сторону. Незадолго до смерти он говорил мне, что жаждет окончания войны, чтобы посвятить себя всецело искусству».

Пацифистские настроения не мешали Сергею Максимилиановичу честно выполнять свой долг. Он доблестно воевал, в 27 лет получил генеральский чин.

А 12 октября 1877 года, в не особенно важном сражении (собственно, это была обычная разведка боем), оказался в гуще перестрелки, где генералу, и тем более члену царствующего дома, вообще-то находиться было необязательно. Убит турецкой пулей в лоб. Жениться не успел, так что потомства не оставил.

Вот эта стычка. Как видите, не Бородино.

П. О. Ковалевский. «Бой под урочищем Иваново»

А это памятник на могиле князя-герцога. Спасибо болгарам, сохранили.

Второй Романов, павший смертью храбрых, погиб совсем юным – двадцати одного года от роду.

Олег Константинович, как и Сергей Лейхтенбергский, родился не в солдафонской, а в артистической семье, был сыном деликатнейшего КР, президента Академии наук и недурного (для высочества) поэта.

Мальчик был умненький, способный, восторженный, радовал преподавателей Лицея любовью к литературе и в особенности к Пушкину.

В двадцать лет затеял и осуществил нешуточное дело: выпустил издание пушкинских автографов. Он и сам был поэтом.

Поэтичный лицеист

Но по окончании Лицея, разумеется, оказался на военной службе, в лейб-гусарах.

Когда началась Первая мировая война, отказался от службы в ставке, ушел с полком на фронт. В одной из самых первых стычек ужасной бойни, из которой Россия выберется еще очень не скоро, Олег был смертельно ранен. В реляции сказано, что он раньше всех доскакал до неприятеля и врубился в его ряды, но представить, как этот мечтательный юноша в кого-то «врубился», трудно. Мне почему-то воображается нечто вроде гибели Пети Ростова: «Ураааа!.. – закричал Петя и, не медля ни одной минуты, поскакал к тому месту, откуда слышались выстрелы и где гуще был пороховой дым…»

Олег Константинович получил пулю в живот, несколько дней промучился, умер от заражения крови.

Поэзию он писал такую:

Готов забыть я всё: страданье, горе, слезы

И страсти гадкие, любовь и дружбу, грезы

И самого себя. Себя ли?.. Да, себя,

О, Русь, страдалица святая, для Тебя.

Стихи могут показаться слабыми (слезы-грезы, себя-тебя) и трескучими (если Русь, то уж непременно святая), но ведь в них всё правда: и страдание, и горе, и самопожертвование ради отечества.

Нетипичный гусар

А уцелел бы в сражениях – расстреляли бы большевики, как его родных братьев Иоанна, Константина, Игоря.

Бедные, бедные Романовы. Русь – святая ли, нет ли – тоже бедная. Все бедные. Всех жалко.

22.11.2013

Фандорин у меня в романе говорит: «Вечная беда России. Всё в ней перепутано. Добро защищают дураки и мерзавцы, злу служат мученики и герои». В первом варианте текста этому предшествовал рассказ пламенной революционерки мадемуазель Литвиновой о недавней «Якутской истории». Рассказ этот я при редактуре выкинул, потому что длинная вставка ломала композицию и нарушала динамику.