Но, заметив гобелен в руках Руми, он подходит поближе. Его глаза расширяются от удивления.

– Кто подарил вам этот подарок, кондеса?

Я медленно прикрываю глаза, чтобы справиться с раздражением.

– Никто. Я сама сделала.

– Кто бы мог подумать, что у вас такие таланты, – подмигивает Хуан Карлос. – А я тоже хочу гобелен. Какие сокровища для этого нужно раздобыть?

– Я не собираюсь тратить на тебя шерсть.

Он пожимает плечами и наклоняется, чтобы рассмотреть гобелен вместе с лекарем. Мне становится не по себе. Теперь мое тайное послание для Каталины изучают сразу два лаксанца.

С трудом сдерживаюсь, чтобы не вырвать гобелен у них из рук. Чтобы отвлечься, я приглядываюсь к ним двоим, пока они стоят рядом, склонив головы над сияющей нитью. Руми и Хуан Карлос примерно одного роста, оба с длинными вьющимися волосами и темными глазами. Они могли бы быть братьями. Один – с вечной улыбкой на лице, другой – невыносимый зануда. Я бы предпочла что-то среднее.

– Вы родственники? – спрашиваю я.

Кажется, мой вопрос забавляет Руми. Но оба молчат и продолжают внимательно рассматривать лунную нить.

– Прекрасный подарок для короля Атока, – замечает Хуан Карлос, пропуская мои слова мимо ушей.

Я бледнею. Этот гобелен предназначен для Каталины. Я ни за что не подарю его узурпатору.

– Чего? Ну уж нет! Аток ненавидит меня. Он либо сожжет его, либо подотрет свою…

– Что думаешь? – перебивает Хуан Карлос. – Может, ты зря переживал?

Руми издает досадливый стон.

– Замолкни уже.

– Но ты же понимаешь, что я имею в виду? – не унимается Хуан Карлос, ощупывая нежную нить.

Руми медленно кивает, а затем берет гобелен и уносит из комнаты, ловко увернувшись от меня, когда я пробую перехватить его руку. Во мне поднимается волна ярости. Он не имеет права брать мои вещи! Я потратила почти всю шерсть на это послание.

– Куда ты забираешь мой гобелен? – спрашиваю я.

Лекарь не обращает на меня никакого внимания. Я выбегаю из комнаты следом за ним.

– Что ты о себе возомнил?

– Он за вас отвечает, – говорит Хуан Карлос, следуя за мной по пятам.

– И?

– Все, что вы делаете, отражается на нем, – многозначительно добавляет он.

Видимо, Хуан Карлос имеет в виду мое пребывание в темнице.

– А мне-то что. – Я останавливаюсь. – Я не сделаю больше ни шага, если ты не вернешь мне гобелен, лаксанец.

Они резко оборачиваются и крепко вцепляются мне в плечи – Хуан Карлос слева, Руми справа.

– Идем уже, кондеса, – ворчит Руми.

Madre di Luna. Ему скучно.

– Это мое! – говорю я, упираясь ногами. Я не могу отдать им свой гобелен. Не могу, не могу, не могу! – Верни!

Хуан Карлос запирает дверь спальни. Вместе с Руми они тащат меня по коридору в сторону тронного зала. Мне не остается ничего, кроме как идти за ними, спотыкаясь о длинное платье и громко чертыхаясь.

– Моя бабуля сгорела бы от стыда, если бы услышала, – деликатно замечает Хуан Карлос, в очередной раз сворачивая за угол.

Я неуклюже обхожу кудахчущую курицу, и они чуть ослабляют хватку. Воспользовавшись моментом, я выпрыгиваю вперед, но успеваю лишь зацепить шерстяную ткань кончиками пальцев. Руми разворачивается и оттесняет меня к стене; я чудом успеваю подставить руки, чтобы не удариться.

– Куда вы несете мой гобелен? Я работала над ним много часов! Отдайте сейчас же!

– Вы преподнесете его королю, – говорит Хуан Карлос, когда мы приближаемся к лестнице. – Подарки – важная часть нашей культуры. Если вы усвоите наши традиции, то сможете стать лучшей супругой для моего короля. Гобелен – весьма изысканный дар. Вы сможете вернуть его расположение.

– А я разве когда-либо пользовалась его расположением?

– Ты задаешь слишком много вопросов, – замечает Руми.

– Потому что у меня есть мозги.

Он отворачивается, но я успеваю заметить легкую улыбку на его губах.

– А ты не хочешь добиться его милости?

О нет, я тут вообще ни при чем. Его заботит лишь собственная шкура. Хуан Карлос вскользь упомянул, что Руми переживает, и теперь я понимаю почему. Он боится за свою репутацию при дворе.

– По-моему, это ты хочешь вернуть его расположение, – огрызаюсь я. – Дурак. Таскаешься за королем как помешанный и хватаешься за каждую крупицу его внимания. Весь двор потешается над тобой и твоими спектаклями.

Руми хмурится.

– Ты вообще представляешь…

Он осекается и гневно выдувает воздух. Я жду, уперев руки в бока.

– Все на меня смотрят, – наконец говорит он. – Это нехорошо. Я не буду повторять дважды. Ты сейчас возьмешь этот гобелен, вручишь королю после приема, и все вернется на свои места.

– Почему нехорошо? – спрашиваю я.

Он бросает на меня раздраженный взгляд и продолжает идти, не выпуская гобелен из рук. Что это сейчас было? На мгновение в его глазах промелькнуло что-то похожее на… страх? Но почему? Неужели он так боится впасть в немилость?

– Уверена, за время, которое я провела в темнице, твое положение при дворе не улучшилось.

Хуан Карлос быстро переглядывается с Руми. Кажется, я попала в яблочко. Король недоволен им.

– Ты понятия не имеешь о том, чем я здесь занимаюсь, кондеса, – сухо отвечает он.

Я открываю рот, чтобы язвительно возразить, но понимаю, что он прав. Руми – родственник Атока и лекарь. Это все, что мне известно. Я понятия не имею, кто он такой на самом деле. Чем он занимается целый день? Теперь этот вопрос не дает мне покоя. Я списываю все на любопытство и спешу переключиться на более важные вещи.

До Карнавала осталось всего пять недель. Я провела в замке неделю, и Каталина до сих пор не знает о дне свадьбы. А значит, мы уже упустили целую неделю для подготовки восстания. Мы думали, что у нас будет достаточно времени на поиски Эстрейи, что Ана будет жива и сможет помочь. От этой мысли внутри все сжимается.

Они, наверное, уже знают об Ане. Знают, что я подвела и ее, и Софию. Настал черед Каталины. На ее плечи еще никогда не ложилась такая ответственность, но сейчас она должна взять власть в свои руки. Надеюсь, она догадалась выставить солдат перед мостом, который больше не защищен магией Аны. Надеюсь, она смогла распорядиться остатками провизии с умом.

Мы приближаемся к высоким двойным дверям, ведущим в большой зал. Руми оборачивается, но следит за тем, чтобы я не могла достать гобелен.

– Вручи гобелен сразу после приема, кондеса, – снова говорит он. – С душой, наедине. Помнишь, что я говорил о лести? Она может творить чудеса. Готова?