— На, полечись.

Макарыч удивленно воззрился на мэра:

— Ты ж сказал — трезвый?

Тот, осклабившись, суетливо потер руки:

— Ладно, я ж вижу, как тебе тяжко-тяжко.

Макарыч хмыкнул. Бог ты мой, реки горят, камни текут, галка в сосне утонула. Да чтоб этого жлоба беспокоили такие мелочи, как чье-то здоровье… Судя по всему, длинный сизый нос этого проныры учуял деньги, причем очень большие. Однако стакан Макарыч взял (еще бы, вряд ли на одной шестой части суши найдется существо мужского пола, способное отказаться от дармовой выпивки).

— Ну так что случилось?

Хозяин кабинета нервно хихикнул:

— Понимаешь, Макарыч, вчера меня посетили такие-такие люди, что… — Он задохнулся от полноты чувств, но быстро справился с собой и продолжал: — Короче, они собираются построить у нас новый аэропорт и… многое-многое другое. Причем, когда я заикнулся о том, что у нас-нас проблемы с электро — и водоснабжением, они тут же не моргнув глазом перечислили сто тысяч этих американских рублей-рублей на неотложные нужды. — Он запнулся, едва не поперхнувшись слюной, сглотнул и с усилием проговорил: — Представь, деньги-деньги уже на счету администрации.

Макарыч удивленно покивал головой и настороженно спросил:

— А я-то на что?

Глава улуса вскинулся:

— Дык, понимаешь, они собираются построить-построить в тайге какой-то крупный исследовательский центр. Ну, рядом с Оймяконом, конечно. Чего они там собираются-собираются исследовать — я так и не понял, но это и не важно. Понимаешь, Макарыч, — это ж инвесторы! — Хозяин кабинета патетически вскинул руки. Он очень любил это иностранное словечко, так любил, что на каждом совещании призывал всех неустанно искать этих самых инвесторов, а на все упреки сверху в развале городского хозяйства сокрушенно вздыхал и горько-озабоченно возглашал: «Не идут инвесторы в улус, ну никак-никак не идут».

Между тем мэр продолжал:

— Им и аэропорт нужен как раз для того-того, чтобы завозить стройматериалы и оборудование для этого центра.

— Ну и что?

Глава администрации укоризненно посмотрел на гостя, словно сам он был учителем, а тот — нерадивым учеником, и пояснил:

— Они ищут место под строительство, причем очень-очень конкретное. Им нужен котлован.

— Чего? — не понял Макарыч. Хозяин кабинета снова всплеснул руками, едва сдержавшись, чтобы не выругаться, но вместо этого сплел пальцы и голосом, явственно показывающим, что его терпение на исходе, пояснил:

— Котлован, Макарыч, котлован, дырка, яма такая в земле-земле. Причем большая яма. Как я понял-понял, глубиной метров пятьдесят и метров пятьсот в диаметре. — Мэр раскинул руки, как будто его пухленькие грабельки были способны отмерить эти самые пятьсот метров.

— Ну а я-то здесь при чем?

Хозяин Оймяконского улуса упер в гостя умоляюще-многозначительный взгляд:

— Найди им этот котлован.

Гость удивленно воззрился на хозяина кабинета:

— То есть как это? Где ж я его найду?

Хозяин снова плеснул водки в стакан и, хитро прищурившись, вкрадчиво произнес:

— А если Проклятые озера?

— Чего-о-о? — Макарыч округлил глаза. — Ты совсем того? Там же эта, как ее, радиация!

Проклятыми озерами называли три вытянувшихся в цепочку котлована, расположенных в ста двадцати километрах от Оймякона. Когда-то давно, лет тридцать назад, военные произвели там подрыв трех ядерных зарядов. Почему не на полигоне, а здесь, в лесной глуши, неизвестно. Да что там, говорить, даже просто знать об этих взрывах в то время было довольно опасно. Во времена перестройки об этих взрывах вспомнили и местные демократы подняли большой шум, требуя от военных объяснений по этому поводу. Но, как и следовало ожидать, ни к каким результатам это не привело. Но слухов ходило много. Кто-то говорил, что в тайге потерпел катастрофу стратегический бомбардировщик с атомными бомбами на борту, и заряды, жахнувшись о землю, перешли в боевое положение. Так что трогать их с места было уже нельзя, и потому их решили подорвать. Другие возражали, говоря, что для бомб, выпавших в результате катастрофы, эти котлованы располагаются уж больно ровно, прямо-таки по ниточке. Так что это наверняка были полевые испытания новой методики прокладывания речных русл (тогда как раз широко обсуждался проект поворота северных рек для восполнения дефицита воды в Каспийском море). Третьи считали, что это были засекреченные полевые испытания сейсмического оружия. Но мало-помалу интерес общественности к этим взрывам поутих. Тем более что между Оймяконом и Проклятыми озерами было больше ста километров, и располагались они по ту сторону линии водораздела.

— Да какая там радиация, Макарыч, нет там уже ничего. Столько лет прошло. А они обещали хорошо заплатить.

Макарыч задумался:

— А для чего ж он им так нужен? Что, сами выкопать не могут?

— Дак у нас ведь тут вечная мерзлота. Пока выкопаешь — столько техники-техники угробишь. А ты ее попробуй сюда еще доставь. Да и копать придется гораздо глубже, и еще там какие-то заморочки… И вообще, не забивай мне-мне голову. Им нужен котлован, а Проклятые озера как раз и подходят. Они сказали, что вода им не помеха. Так что ты давай-давай. А заплатят они хорошо. Увидишь.

Гость задумчиво пожевал губами:

— Так это, проводить-то мы их, конечно, проводим. Чего ж не проводить. Только…

— Да че там только! — вскинулся хозяин кабинета. — ТАКИХ инвесторов упускать нельзя-нельзя. Это ж налоги, опять же рабочие места-места. Ты уж порадей. Улус тебе спасибо скажет.

Макарыч чуть заметно поморщился. Как же… улус… знаем мы этот улус… как раз напротив сидит. Но портить отношения с хозяином кабинета не следовало. Хозяин Оймяконского улуса был личностью упрямой и злопамятной и во многом благодаря именно этим качествам занимал свой пост уже четвертый срок подряд.

— Да ладно, чего уж, раз надо — сделаем.

— Вот и ладненько, — обрадовался хозяин кабинета, — сейчас я им позвоню. Договорюсь, когда ты за ними заедешь-заедешь…

В два часа дня Макарыч подрулил к покосившемуся зданию гостиницы. Его наниматели уже ждали его на улице. Их оказалось всего трое — высокий, очень молодой парень в дорогом летнем пальто, такая же высокая дамочка с несколько лошадиным лицом и черными волосами и еще один молодец, судя по массе и габаритам, исполнявший роль телохранителя. Но для его «уазика» это была не нагрузка (до 98-го он разъезжал на «ниссан-патроле», но сейчас это чудо японской мысли благополучно дремало в гараже, кураж прошел, а любая запчасть для «японца» обходилась на вес золота, да и проходимость по сравнению с «УАЗом» оставляла желать лучшего). В принципе, Захарыч говорил ему, что всем заправляет совершенно молодой парнишка, с которым он, однако, не рискнул вступать в какие-то игры. «Понимаешь, Макарыч, есть в нем что-то такое… неправильное. Ну вроде как у рыси. С виду — тьфу, кошка лесная, облезлая, веником шугануть можно, а попробуй тронь». Но Макарычу и в голову не приходило, что он УЖ ТАК молод. К тому же одежка гостей явно не соответствовала ни погоде, ни будущему месту действия. Ну кто идет в тайгу, одевшись так, будто собирается прогуляться по Арбату? И это показалось Макарычу добрым знаком.