– Никому не пожелаю такой смерти. Долгие месяцы он не вылезал из больниц. Стоило ему в очередной раз попасть на операционный стол, как ему каждый раз что-то там отрезали, но болезнь всякий раз возвращалась снова.

– Сколько лет ему было?

– Когда он умер? Двадцать семь.

– И ты осталась одна…

Шэрон протянула руку, не давая гостю задать новые вопросы.

– Алистер, это неважно. То есть, конечно, важно, но в этой жизни нас всех что-то ждет. – Помолчав, она добавила: – Как там Каролина справляется со своей утратой? Я давно не видела ее в пекарне.

Поскольку Холси затронула эту тему первой, ее шеф решил, что не будет ничего дурного в том, если он ей кое-что расскажет. Со дня смерти Уилла прошло больше трех лет, а она все никак не может оправиться, тихо признался Алистер. Она ест, она читает, она смотрит телевизор, сказал он, и это всё. Он боится – и это лишь одно из его опасений, – что она ест чересчур много. Как бы это не свело ее саму в могилу. От еды ее отвлекают лишь два дела: это Женская лига в Шафтсбери и работа на Клэр Эббот.

Слава богу, подумал Алистер во время разговора, второе воистину спасает ей жизнь. Впрочем, это спасало жизнь и ему.

Шэрон явно не ожидала это услышать. Похоже, он ляпнул лишнее – а все алкоголь! Это он развязал ему язык. Маккеррон отвел глаза и посмотрел на поле, где мирно паслось стадо овец, этакие пушистые облачка на зеленом небе. Холси сказала, что ей больно слышать о его невзгодах.

– Особенно последнее. Ты так много работаешь и… Мне жаль, что у вас с Каролиной такое происходит, – добавила она.

– Да ничего не происходит, по правде говоря, – ответил ее гость с печальным смешком. – За последнее время – ничего.

Он не стал говорить ей, что еще задолго до того, как Уилл погиб, в его отношениях с женой произошло охлаждение. Опьяняющую страсть, которой он пылал к ней, а она – к нему, вряд ли можно было долго поддерживать. Но он надеялся, что это чувство, понизив градус накала, со временем перерастет во взаимопонимание, взаимную преданность и заботу, в нежные совокупления в супружеской постели и одарит их общими детьми. Увы, со временем первоначальное пламя похоти его супруги стало угасать, и Алистер понял: такая вещь, как супружеская любовь, Каро просто не интересна. Более того, в конечном итоге он пришел к выводу, что никакого первоначального пламени с ее стороны отродясь не было.

Он не сказал об этом Шэрон и поклялся себе, что никогда этого не сделает. Не столько потому, что это было бы предательством по отношению к жене, сколько из-за того, что это многое говорило о нем самом. Миссис Холси наверняка спросила бы его: «Но почему ты тогда до сих пор с нею?», и в ответ ему пришлось бы признаться, что потребность Каролины в нем – подтвержденная тысячью разных способов – дает ему возможность почувствовать себя тем, кем он не чувствовал себя раньше: важной персоной в глазах другого человека.

Почувствовав на себе взгляд Шэрон, Маккеррон заставил себя посмотреть ей в глаза. Он не заметил в них жалости и сочувствия, как того опасался, особенно после такого признания. Скорее, его помощница была слегка растеряна, если не сказать, заинтригована.

– Боже, как же это обидно! – были ее слова.

Бишопсгейт, Лондон

Как назло, Барбару задержали дела на работе, и она приехала в Бишопсгейтский институт лишь в четверть девятого. Тот находился на той же улице, что и мрачного вида здание полицейского участка. Внутри, на плакате рядом с входной дверью было указано, в каком направлении ей следовать, если она желает попасть на встречу Клэр Эббот с читателями. Встреча проходила на одном из верхних этажей. От лифта к залу вел коридор, стены которого являли собой пестрый ковер в стиле «ар-деко», сложенный из изразцов ярко-зеленого и нежно-желтого цвета.

Хейверс пошла туда, откуда доносился шум – смех, протестующие выкрики и усиленный динамиком женский голос, чьи скрипучие нотки подсказали девушке, что в данный момент она слышит самую знаменитую феминистку. В конце коридора стояли открытыми двойные двери. Барбара направилась к ним и вскоре оказалась у входа в просторный зал с паркетным полом и белыми стенами, похожий на танцевальную студию. В помещении, залитом резким светом люминесцентных ламп, стояли складные металлические стулья с красными матерчатыми сиденьями. В дальнем конце зала имелось небольшое возвышение для выступающей, которая в данный момент расхаживала по нему с микрофоном в руке.

До этого дня сержанту Хейверс ни разу не доводилось видеть эту известную феминистку. Клэр Эббот поразила ее своим внешним видом, хотя внешность эта не имела ничего общего с привычными канонами женственности, что сразу же понравилась Барбаре. Широкоплечая, хорошо сложенная и высокая, Клэр была одета в свой любимый, прекрасно сшитый, но небрежно помятый костюм из черного льна, под которым виднелась кремового цвета блуза.

Воротник ее был наполовину приподнят и наполовину опущен, но не потому, что небрежность была нынче в моде. Скорее, так было задумано специально. Этот воротник был отчасти скрыт длинными, до плеч, седыми лохмами, такими же унылыми, как дождливое ноябрьское небо. На носу у Эббот были очки в массивной оправе. Время от времени она сдвигала их по переносице выше или же вообще снимала и начинала ими размахивать, как бы подчеркивая ими свои слова. Судя по звукам – точнее, топоту, – которые она издавала, расхаживая по помосту, Барбара сделала вывод, что на ней ботинки военного образца.

Слушателями являлись, главным образом, женщины. В основном это были конторские служащие среднего возраста и помладше, кое-кто в сопровождении мужчин. Судя по смущенным лицам последних, те явно стеснялись того, что попали сюда. К сожалению, все стулья были заняты, и Хейверс встала у стеночки в задней части зала.

Там суетилась некая толстуха непонятного расового происхождения, кричаще одетая и увешанная тоннами побрякушек, мешая представительнице издательства раскладывать на столе книги. Недалеко от Барбары, тоже прислонившись к стене, стояла еще одна женщина в черном, внешне похожая на писательницу, возможно, даже ее родственница.

Правда, женщина у стены была куда более модной разновидностью Клэр Эббот. Ее темные с проседью волосы были коротко подстрижены и взъерошены стильным «шухером», а черно-серый прикид явно был куплен не на соседней Вентворт-стрит. На руках у нее сидела мохнатая рыжевато-черная собачонка смешанных кровей, на которой, вопреки погоде и здравому смыслу, был надет ярко-зеленый жилет. Эта дама с улыбкой наблюдала за писательницей, в то время как вторая слушательница, крикливо одетая толстуха, отрываясь от книжной выставки, поглядывала на Клэр косым взглядом, как будто давала понять: чем раньше закончится мероприятие, тем лучше.

Впрочем, Барбара ее не винила. В зале – что было типично для Лондона – отсутствовал кондиционер, так что там стояла страшная духота. Окон же было не открыть по причине их отсутствия. Зато, как будто в насмешку, там имелся всего один вентилятор, который лениво гонял теплый воздух возле стола с книгами – чем дело и ограничивалось. Тем не менее никто не торопился уходить, тем более что Клэр Эббот как раз начала отвечать на вопросы собравшихся.