советский писатель Ю. Н. Либединский родился в Одессе. Но ему не было и трех лет, как его отец, врач, переехал в город Миасс, ныне Челябинской области. Здесь-то и прошли детство и юность писателя. А среднее образование он получил в Челябинском реальном училище, здание которого теперь занято институтом механизации сельского хозяйства.

В годину смерти писателя, 14 ноября 1960 года, решено было поместить на здании мемориальную доску. В связи с этим в Челябинск прибыла вдова писателя Лидия Борисовна. Она присутствовала при открытии этой доски, выступала в некоторых учреждениях Челябинска — в областной библиотеке, в редакции молодежной газеты «Комсомолец» и других местах.

Ю. Н. Либединский.

Для своего выступления она подготовила речь-воспоминание о муже. Черновик этой речи Лидия Борисовна подарила мне для будущего Уральского архива литературы и искусства. И, таким образом, он стал важным документом в личном фонде Ю. Н. Либединского.

Писан черновик бегло, неразборчиво, видно было, что Лидия Борисовна очень волновалась, вспоминая о дорогом человеке.

* * *

«Мне выпало большое счастье прожить с Юрием Николаевичем Либединским почти 20 лет. За эти годы мы расставались с ним только во время войны, когда он выезжал на фронт. Почти 20 лет я ежедневно имела счастье общаться с ним, наблюдать, как он работает, и по мере своих сил и возможностей старалась помочь ему в этой работе — подбирала материалы в архивах и библиотеках, писала под его диктовку, переписывала его рукописи. Мне была открыта вся его творческая лаборатория. Вот мне и хочется рассказать вам, как работал этот большой писатель и замечательный человек.

Когда после смерти Юрия Николаевича ко мне обратились из Центрального архива литературы и искусства, где хранятся рукописи лучших наших писателей и культурных деятелей, с просьбой передать на государственное хранение архив Юрия Николаевича, я сказала, что могу передать только часть архива — рукописи тех произведений, которые были уже ранее опубликованы; неопубликованная же часть архива — как неопубликованные художественные произведения, так и письма, дневники, записные книжки, внутренние рецензии и пр. — должна остаться у меня, и я буду постепенно подготовлять все это к публикации. Дирекция архива согласилась с моим предложением.

И вот когда, после того как мы два месяца вместе с работниками ЦГАЛИ разбирали и сортировали архив, его нужно было перевезти на хранение, то оказалось, что для этого потребовался полуторатонный грузовик, на него погрузили 80 больших вязок. Мне было очень жаль расставаться с рукописями. Я знала, что это самое дорогое, что было у Юрия Николаевича, это самая лучшая и большая часть его жизни. И вместе с тем я думала: каким же поистине огромным тружеником надо быть, чтобы хотя бы просто исписать такие груды бумаги, а ведь это было не механическое писание, а кропотливейшая и напряженнейшая работа, требовавшая от писателя мобилизации всех его духовных и физических сил.

Юрий Николаевич не был человеком замкнутым, нелюдимым, погруженным только в свою работу. Сколько людей пользовалось его дружбой, его заботой, его поддержкой, и всегда это делалось легко и с «с большой охотой», как он любил выражаться.

Когда Юрия Николаевича спрашивали, когда он успевает столько писать, он, смеясь, отвечал:

— Главное в нашей работе — это регулярность. Если писать в день хотя бы по две страницы, это выйдет около семисот страниц в год — вот вам простой арифметический расчет.

И действительно, он работал каждый день. Помешать ему не могло ничто — ни внешние события, ни общественная работа, ни даже болезнь, которая с годами все больше и больше мучила его.

Вставал он ежедневно в 6 часов утра и детей учил этому: «Кто рано встает, тому бог подает», — шутя говорил он.

Работал он с шести до восьми и в эти часы занимался только творческой работой, тем самым главным своим произведением, которое писал в данное время, — много лет он работал над трилогией. Потом читал газеты, завтракал, гулял, а в 12 часов снова начинал работать, но это уже обычно бывала другая работа — он писал или статьи для газеты, или рецензии, или читал рукописи других писателей, редактировал или переводил. Он очень любил редакторскую работу и всегда говорил, что это большая и хорошая школа для писателя.

Недавно, разбирая архив, я нашла записку, полученную Юрием Николаевичем во время одной из его встреч с читателями. В этой записке было написано:

«Товарищ писатель, расскажите, как вы пишете: из головы, из книги или из жизни?»

Помню, что Юрий Николаевич очень смеялся, получив эту записку, но она, видимо, заставила его задуматься, потому что он уже затем спросил у меня: «А как ты думаешь, как я пишу: из головы, из жизни или из книги?» И тут же весело ответил: «А, пожалуй, и из головы, и из жизни, и из книги», подразумевая под книгой архивные и исторические источники.

И действительно, если вы прочтете его роман «Утро Советов», то вы увидите, что, описывая октябрьские события в городе Краснорязке, он очень много привлек в это описание от своего собственного восприятия, когда 18 челябинских юношей проводили целые дни в Челябинском горсовете. В образе большевика Константина Черемухова легко можно узнать некоторые черты замечательного большевика-челябинца Цвиллинга. И вместе с тем все, что описывается в романе, подкреплено тщательнейшим и скрупулезнейшим изучением исторического и этнографического материала. Но, конечно, в романе присутствует и автор, его выдумка, то есть именно то, что имел в виду читатель под вопросом: «Пишете ли вы из головы?»

Обычно Юрий Николаевич работал так: первый черновик писал от руки, причем он говорил, что всегда надо стараться прописать всю вещь до конца, пусть и криво и коряво, но надо иметь ее всю перед глазами, чтобы начать улучшать и шлифовать ее. Конечно, когда речь шла о больших романах, то это относилось к отдельным частям.

Написав первый черновик, Юрий Николаевич передиктовывал его мне на машинку, попутно изменяя, дополняя, сокращая, — так получался второй черновой вариант. И только после того, как был готов машинописный текст, начиналась главная работа — Юрий Николаевич буквально кромсал, резал ножницами, переносил целые куски текста из одного места в другое, переклеивал, перечеркивал, вписывал новые страницы — так много раз. Достаточно сказать, что роман «Зарево» я переписывала не менее 11 раз, а «Утро Советов» — 9. И каждый раз, когда брала в руки новый вариант рукописи, у меня дух захватывало: в ней буквально не было живого места. А почерк у Юрия Николаевича был трудный, он потом сам с трудом разбирал написанное.

Работая над романом о Кавказе, Юрий Николаевич часто ездил на Кавказ и подолгу