Стоит отметить, что понятия «сеть», «система координат», «переплетение графов» стали самыми модными, можно сказать, стержневыми идеями современной западной науки. Новейшая из теорий физики — так называемая «петлистая теория гравитации» — представляет само пространство в виде сети из неких атомарных единиц, которые представляются как математические точки, соединенные сложной системой связей с окружающими точками, таким образом, вместо известного нам континуального пространства возникает в моделях физики сложное переплетение графов (так называемая «спиновая пена»). Новейшие течения биологической мысли так же представляют и все живое. Фритьоф Капра формулирует взгляд современной биологии на жизнь в следующих словах: «Поскольку живые системы на всех уровнях представляют собой сети, мы должны рассматривать паутину жизни как живые системы (сети), взаимодействующие по сетевому признаку с другими системами (сетями). Например, схематически можно изобразить экосистему в виде сети с несколькими узлами. Каждый узел представляет собой организм, что означает, что каждый узел, будучи визуально увеличенным, сам окажется сетью. Каждый узел этой сети может представлять орган, который, в свою очередь, при увеличении превратится в сеть, и т. д. Другими словами, паутина жизни состоит из сетей внутри сетей»[19].

Во всем этом можно увидеть черты современной стратегии экспансии, развивающейся не по пространству, но по расчерчивающим пространство условным линиям. В Первую мировую войну войска пытались наступать по всему фронту, во Вторую мировую поняли силу точечного удара, рассекающего фронт, отсекающего фланги и так далее. Такая же тактическая революция произошла и в технике концентрации «имперскости» — выяснилось, что для овладения пространством достаточно захватить только меридианы и параллели. Система координат есть основа пространственной эстетики современных империй.

Про технику будущего благодаря фантастам мы знаем очень много. Пусть половина или даже девять десятых этих прогнозов неверна, и все же в нашем интеллектуальном арсенале есть достаточный запас футурологических представлений о звездолетах, роботах, генетически подправленных людях и вживленных в мозг чипах. Другие, не технические стороны человеческого существования прогнозируются фантастами куда с меньшей интенсивностью, а главное— с куда меньшим единодушием. Специфические стороны экономической жизни отдаленного будущего не прогнозируются никем. В изображаемом фантастикой обществе грядущих времен экономические реалии либо повторяют современные, либо оказываются карикатурой на гипотетическое прошлое, либо представляют собой совсем уж беспочвенное мечтание.

Фантастика развлекательных жанров предпочитает, чтобы государственная жизнь была несколько архаичной, с рабством и феодальными титулами. Обществоведы и социологи в далеком космическом будущем не обнаружат ничего нового — все те же империи и королевства, в лучшем случае — республики и президентства. Правда, это будут, разумеется, галактические империи и межзвездные республики, но, кроме увеличения этих пространственных масштабов, мы не видим там ничего, чего нельзя было прочесть про королей у Вальтер Скотта, а о президентах— у Юлиана Семенова или Флеминга. Конечно, эти империи и республики используют умопомрачительные технологии управления сознанием, выводят мутантов, посылают агентов-магов в параллельные измерения, но от этого сам облик этих государств не становится более «футуристичным». Впрочем, об этом облике, как правило, нельзя сказать что-то определенное: подробности структуры будущего государства фантастами обычно не разрабатываются. Или, говоря несколько точнее, они ими не разрабатывается в том виде, в каком эти институты могли бы действительно рассматриваться как продукт для длительной эволюции существующих институтов в будущем. Вместо этого развлекательная литература предлагает нам всевозможные варианты экзотики: возврат к феодализму, сочетание высоких технологий с античным рабством, некие ордена, касты, сословия, социальные классы, предопределенные генетическими или биологическими особенностями, новое рыцарство— одним словом, всевозможные вариации общественных установлений, существовавших в прошлом, сегодня, как правило, уже не существующих, но получивших известность благодаря художественной литературе и кажущихся очень эффектными в остросюжетных и романтических повествованиях.

И это государство, которое вообще обычно всех интересует хотя бы потому, что государство ведет войны и создает спецслужбы! Что уж говорить про экономику— вещь скучную и невнятную. В лучшем случае в фантастических обществах будущего мы застаем приметы современного капитализма — рынок и крупные корпорации, благо последние могут играть в космооперах не менее зловещую роль, чем империи и герцогства.

Или, скажем, деньги. Из фантастики вы не узнаете, что с ними случится завтра. В лучшем случае фантаст изобретет новое название денежной единицы, расскажет о единой валюте, действующей по всей планете (Галактике, вселенной) или, наконец, изобретет какую-нибудь суперрадиоактивную платину, которая в будущем будет использоваться вместо золота.

О разразившихся в XXIII веке финансовых кризисах мы вряд ли прочтем.

Конечно, в космическом будущем часто возникают новые ценности, вокруг которых ведут борьбу республики, империи и корпорации. Например, источники новейшей энергии. Иногда эти таинственные камни, эликсиры, семена наркотических растений и, конечно, «энергоносители» даже становятся новой валютой, недаром Артур Кларк считал, что киловатт-час станет общепланетарной денежной единицей. Однако возникающие вокруг новейшего чудесного сырья перипетии политической борьбы имеют не большую сложность и не большую продвинутость, чем идущая в наши дни политическая борьба вокруг источников нефти. Что же касается использования новейших энергоносителей в качестве валюты, то при всей важности энергии это будет шаг назад, в сторону бартера. Водку тоже иногда используют как валюту, но это нельзя назвать прогрессом. Если киловатт когда-нибудь станет денежной единицей, то это будет не результатом прогрессивной эволюции финансовых систем, а свидетельством глубокого энергетического кризиса, возможность чего, конечно, тоже нельзя исключать.

Вообще, писатели любят писать о кризисах, в рамках которых некоторые аспекты общественных отношений претерпевают регресс к прошлым эпохам, и хорошо еще, если только к феодализму. Но ведь, если мы пишем о будущем, не все же писать о регрессе, когда-то надо и о прогрессе!

На все это можно привести беспроигрышный контраргумент: в мире все всегда одинаково, и в Римской империи, и в Средневековье мы застаем всю ту же алчность, всю ту же борьбу за власть и т. д. Аргумент, разумеется, прекрасный, но нельзя же отрицать, что общественные отношения и общественные институты изменяются и развиваются.

Транснациональных корпораций, ставших прототипами корпораций межгалактических, еще недавно не было и в помине!

Что корпораций! Вплоть до XX века не было ни одной фирмы и ни одного предпринимателя, которые бы, как сегодня, владели бы сотнями магазинов в десятках городов. Спецслужб в современном понимании этого слова в античном мире не было. В Римской империи, в отличие от империи Российской, не было государственных ведомств, располагающих сетью местных учреждений в провинциях, да и вообще с провинциальной бюрократией в Риме было негусто. В России времен Ивана Грозного не было общественных организаций, прессы, цензуры, банков, суда присяжных, всеобщей воинской повинности, Академии наук и золотого стандарта в сфере финансов, причем всего этого не было отнюдь не потому, что не хватало каких-то технических изобретений.