Рис. 14. Телескопические прицелы. 1 — с перископической призмой Альдис. 2 — Винчестера. 3 — германский (ночной).

С нашей стороны здесь не было ни одной бойницы, дававшей возможность обстрела того сектора окопа, в котором засел немец, а поэтому всякая попытка обнаружить место его расположения поневоле должна была производиться путем выглядывания за бруствер. А так как немец, наблюдая все время, выжидал лишь того момента, когда кто-нибудь с нашей стороны высунется, ясно было, что нам давалась возможность приподыматься и заглядывать за бруствер лишь на один-два мгновения сряду. В конце концов, одному из наших офицеров удалось заметить этого снайпера вблизи двух огромных стальных щитов, установленных почти на самом гребне бруствера.

Я уже сказал, что на нашей стороне не было соответствующей бойницы, а потому было приказано установить таковую, в течение ночи, как раз напротив этих двух больших щитов на немецком окопе. На другое утро, как только рассвело, германский снайпер выстрелил в нашу новую, нарочно открытую бойницу, которая тотчас же была закрыта. Ловушка была готова; офицер, которому было поручено ликвидировать снайпера, отошел по окопу 150 шагов вправо, в то время как его помощник, оставшийся на месте, высунул за бруствер конец черной палки, захваченной им случайно с собой. Офицер выстрелил по немецким щитам один раз и через короткое время еще раз. Немец, воображая, что противник стреляет из новой бойницы, еще раз выстрелил по ней и этим выдал себя, ибо дым из его винтовки сразу же указал место, откуда он стрелял. Большие щиты стояли лишь для отвода глаз, сам же снайпер лежал почти на ровном месте, за укрытием, искусно устроенным из куска перепутавшейся проволоки. Бойница тем временем была закрыта, и когда офицер перешел на новое место, откуда он мог хорошо видеть немца, вновь была открыта. Снайпер был лысый, видно было, как после выстрела его фуражка слетела с головы. Будучи обнаружен нами, сам того не подозревая, он был быстро обезврежен.

Можно было бы рассказать множество таких случаев, но впечатление от них довольно жуткое. Рано или поздно такая же судьба постигала всех вредных немецких снайперов.

Но обязанности снайпера менялись по мере продолжения войны. Первоначальная его работа преимущественно состояла в том, чтобы приостановить пагубное действие немецкого снайпинга, подчинив его себе, подавить его дух и несколько обеспечить жизнь своих собственных товарищей. Попутно шла и разведывательная работа. Позднее, когда самые способы ведения войны изменялись и работа снайпера приняла характер более открытый, полевой снайпер с избытком доказал свою ценность при наступательных действиях. Когда какая-либо из наших частей, наступая, занимала новый окоп, снайпер выползал вперед и, укрываясь в каком-нибудь углублении местности (обыкновенно, в воронке от снаряда) своим огнем препятствовал высовыванию противника из окопа до тех пор, пока его часть не закреплялась на новой позиции. В случаях, когда наступление задерживалось пулеметным огнем, дело снайпера было по возможности вывести этот пулемет из строя. Список снайперов, награжденных боевыми орденами, а также работа тысяч снайперов, имена которых оставались неизвестными, доказывают, насколько их деятельность была успешна. Выдающийся снайперский офицер канадского корпуса майор Армстронг однажды рассказывал мне, что один из снайперов Канадской дивизии, выведя из строя постепенно офицеров и прислугу, привел к молчанию целую 5,9-дм. германскую батарею, доблестное дело, достойное великолепного корпуса генерала Кэрри.

Но предметом преимущественного внимания снайпера все же был неприятельский пулемет. Когда укрытое расположение пулемета было обнаружено, или же он оказывался расположенным на открытом месте, обычно было достаточно одного снайпера, чтобы быстро вывести его из строя. Снайперу предъявлялись самые разнообразные требования. Ему необходимо было быть действительно первоклассным стрелком, опытным и точным наблюдателем, уметь правильно определить расстояние, свет и ветер. В полевой войне хороший снайпер убивал с полсотни немцев в один день, либо в роли стрелка, либо разведчика; его работа была в сто раз опаснее работы заурядного солдата. Если читатель этой книги знает кого-нибудь, прослужившего год или два в снайперском отделении батальона, да будет ему известно, что человек этот заслуживает чести и уважения.

По общепринятому мнению, германцы преимущественно устраивали свои посты в ветвях деревьев. Эти посты на деревьях были даже излюбленной темой наших иллюстрированных журналов, на самом же деле, высокие деревья дают скверные посты, и я редко прибегал к ним. Немецкие снайперы, наоборот, охотно располагались в подстриженных ивах, которых много было на участке 1-й армии. Я уже сказал, что мы не пользовались ими, но вскоре выяснилось, что немцам было приятно и лестно видеть, или воображать, что они видят, как английские снайперы падают с деревьев, и когда наши снайперы были на высоте своего призвания, и противник, следовательно, сделался очень осторожен, мы стали применять чучела, вздергивая их на деревья при помощи веревки, чтобы заставить этим германского снайпера забыть свою обычную осторожность.

В период полного развития снайпинга, обе стороны стали прибегать к всевозможным хитростям и уловкам, чтобы заставить противника подставить какие-нибудь цели. Но преувеличение в этом отношении влекло за собой опасность вмешательства минометов в эту борьбу, которую вели между собой снайперы.

Зимою иногда вереницы диких гусей пролетали над окопами, их появление неизменно сопровождалось бешеной стрельбой из всех наличных винтовок и пулеметов с обеих сторон, но, конечно, случаи попадания были весьма редки; может быть за все время войны всего штук 12 их случайно было убито.

Однажды, в бурный зимний вечер, один гусь был подстрелен нашими солдатами и упал за германской линией. На другое утро над окопом противника красовалась вывеска с английской надписью: «Премного благодарны», что действительно было досадно.

Рассказывали еще один такой случай, происшедший на фронте 1-й армии, где снайпинг достиг высшей точки развития в 11-м корпусе; незадолго до этого германцы заметно преобладали на этом участке, но с прибытием 33-й дивизии, положение дел резко изменилось.

Поручик Грей, обходя однажды окопы, заметил 5 куропаток, лежавших перед одним из солдат.

«Откуда они у вас взялись?» — спросил Грей.

«Я их убил».

«Я понимаю, но каким образом вы их достали?»

«Я выполз за окоп и принес, их сюда».

«При дневном свете и в виду у неприятеля?»

«Так точно, это совсем безопасно; немцы теперь не стреляют».

Конечно, дело не обошлось без основательной нахлобучки, но, тем не менее, случай сам по себе был характерен.

Однажды в 1915 году, я находился на вершине возвышенности № 63 за окопами, со своим телескопом, и случайно заметил вблизи себя важно расхаживавшего старого фазана. Вдруг в нескольких шагах от него разорвался снаряд, фазан не был задет осколком, но лишь оглушен; он стоял неподвижно и удивленно смотрел на дым, подымавшийся из воронки; в этот момент я мог бы свободно поймать его руками, но строгие приказы относительно сбережения дичи, с одной стороны, и возможность дальнейших разрывов — с другой стороны, заставили меня отказаться от этой соблазнительной мысли; постояв неподвижно несколько времени, фазан видимо пришел в себя и скрылся в ближайшем кустарнике.