litbaza книги онлайнВоенныеПережитки большой войны - Джон Мюллер

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 19 20 21 22 23 24 25 26 27 ... 106
Перейти на страницу:
формирование неприятия войны в развитом мире.

Запрос на мир после Великой войны

Великая война (как ее называли на протяжении более чем двух десятилетий после окончания) преимущественно оставила после себя в Европе ощущение горечи, разочарования, надлома и взаимных упреков. Теперь война, как правило, больше не приветствовалась как отменное театральное действо, искупительная смута, очистительная буря или духоподъемное утверждение человеческого. Она пришла в соответствие с тем определением, которое дал «первый современный генерал»[140] Уильям Текумсе Шерман, называвший войну адом. Первая мировая привела в ужас тех, кто прежде нередко восхвалял войну и охотно предвкушал ее жестокие и радикальные катаклизмы. Всего за половину десятилетия противники войны, прежде бывшие осмеиваемым меньшинством, превратились в уверенное большинство: казалось, что теперь за мир выступает каждый[141].

Участники мирных переговоров 1918 года были твердо убеждены, что теперь войну следует либо контролировать, либо искоренить, и адаптировали под эти цели (по меньшей мере отчасти) многие из механизмов, за которые давно ратовали пацифисты. Так была учреждена Лига Наций – своего рода глобальное правительство, призванное высказываться от лица мирового сообщества и применять меры морального и физического воздействия к потенциальным нарушителям спокойствия. Была торжественно провозглашена недопустимость агрессии – расширения государственных границ военным путем, и государства, подписавшиеся под уставом Лиги Наций, впервые в истории официально взяли на себя обязательство «уважать и сохранять… территориальную целостность и существующую политическую независимость» всех стран – участниц организации[142]. Кроме того, появились правовые кодексы и органы, наделенные возможностями мирного разрешения межгосударственных споров. Пристальное внимание уделялось и вопросу ограничения вооружений, отчасти потому, что в послевоенное время пользовалась популярностью теория, сторонники которой считали Великую войну, равно как и войны меньшего масштаба до нее, делом рук алчных производителей оружия.

В это время война как таковая воспринималась многими как реальная угроза и настоящий враг, в связи с чем первоочередной задачей национальных интересов становилось сохранение мира между народами. Неотступный опыт 1914 года приводил к выводу, что лучшие способы предотвращения войны – это готовность идти на уступки и благонамеренное здравомыслие. Обиды можно загладить, а проявления враждебности, во многом основанные на недопонимании или упрощенческих взглядах, возможно сокращать. Однако некоторые историки сомневаются, что в 1914 году подобные действия привели бы к успеху, поскольку Германия, по их мнению, стремилась к войне и рассчитывала на победу, которая позволила бы ей значительно расширить подконтрольную территорию и утвердиться на ней в качестве господствующей державы. В 1914 году ситуация зачастую стремительно менялась, и мало какие мудрые действия могли предотвратить войну, по меньшей мере в тот момент. Кроме того, возможно, что в дальнейшем, с учетом определенного пространства для маневра, стремление всех действующих лиц к войне могло ослабнуть или даже сойти на нет. Так или иначе, события 1914 года давали пищу для размышлений, и из тех политических и военных телодвижений, которые привели Европу к катастрофе, западные сторонники мира определенно извлекли урок[143].

Но, как это часто бывает, нашлись лидеры, готовые различными способами использовать подобные настроения в собственных целях. Речь идет о трех странах – Италии, Японии и Германии.

Италия и Япония

Бенито Муссолини, пришедший к власти в Италии в 1922 году, а в 1927 году получивший диктаторские или почти диктаторские полномочия, был одним из тех немногих европейцев, которые и после Великой войны по-прежнему не скрывали свой восторг при первом упоминании войны. Фашистская философия Муссолини была проникнута неверием «в возможность и пользу вечного мира», а пацифизм он называл «проявлением трусости». «Лишь война приводит человека к величайшему напряжению всех его сил и отмечает печатью благородства каждого, у кого найдется храбрость встретиться с ней лицом к лицу», – писал Муссолини[144]. Отчасти побуждаемый подобными бредовыми анахронизмами, Муссолини стремился к войне, в которой он смог бы проявить отвагу и энергию, дабы заслужить собственную «печать благородства», и вскоре обнаружил привлекательную мишень. Ею оказалась Эфиопия – слабая, отсталая, не имевшая выхода к морю, малонаселенная феодально-племенная африканская страна, которая либо вовсе не интересовала, либо мало прельщала других европейских колонизаторов.

Несмотря на исключительный объем властных полномочий, Муссолини все же пришлось побороться за то, чтобы заручиться поддержкой внутри Италии для ведения войны в далекой Африке. Армия, король, консервативно настроенный истеблишмент и даже некоторые видные члены его фашистской партии категорически не проявляли желания участвовать в том, что Муссолини считал «большой игрой». Его начинание получило определенную поддержку со стороны Римско-католической церкви, желавшей обратить эфиопов в свою веру и принести им свет цивилизации. Кроме того, война обрела некоторую популярность в массах, поскольку воспринималась как месть за унизительное поражение, понесенное Италией в Эфиопии в 1896 году[145], которое все еще доставляло итальянцам жгучую боль[146]. Эфиопия сопротивлялась семь месяцев, но в итоге Италии удалось ее покорить. Популярность этой победы над страной, ценность которой была неочевидной для других европейских держав, придала Муссолини смелости: его чрезвычайно вдохновляло то, что страны, выступавшие за мир, оказались не готовы дать какой-либо существенный ответ его агрессии. Как следствие, Муссолини продолжил свои экзерсисы, так или иначе следуя прежним представлениям об успехе. В 1938 году он направил вооружение и войска на помощь фашистам в Гражданской войне в Испании, в 1939 году Италия аннексировала Албанию, а 10 июня 1940 года выступила против Франции и Великобритании на стороне Германии.

Однако каждый новый шаг Муссолини приводил к тому, что Италия всячески сопротивлялась. Армия саботировала грандиозный план нападения на Египет, а вступить в войну на стороне Германии итальянские генералы и адмиралы согласились, лишь когда стало очевидно, что Франция пала под натиском немцев (Италия оперативно направила туда несколько военных самолетов, дабы приложить руку к избиению лежачего), а Муссолини усыпил бдительность военачальников заверениями, что после Франции реальной войны не будет. «Генералы, – с отвращением жаловался он позже, – не хотели воевать». И хотя Муссолини был непревзойденным демагогом, он не смог пробудить значительный массовый энтузиазм к войне. Как отмечал Макгрегор Нокс, Муссолини «долгие годы тщетно пытался подготовить почву для того дня, когда итальянская общественность встанет с колен и будет требовать войны»[147].

Таким образом, даже при наличии харизматичного лидера, являвшегося довольно искусным поклонником войны, Италия едва ли была образцом крупного современного агрессора. Муссолини, с его безумными авантюрами и безучастными итальянцами, едва ли пробил бы значительную брешь в общеевропейском мире образца 1918 года без координации с действиями его союзников, а затем и хозяев – немцев.

Япония – далекое, менее развитое государство, которое

1 ... 19 20 21 22 23 24 25 26 27 ... 106
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?