Маша не слышала их короткого разговора. Потому, пройдя через соседнюю комнату (рюкзак она одела за спину, чтобы руки при лазанье по балкону были свободны), она совершенно безбоязненно повернула ключ и шагнула в коридор…

Стас прятался за дверью номера. Нож, направленный девушке между лопаток, вонзился в покоящихся в рюкзаке «Трех мушкетеров» и, пробив лишь обложку и несколько десятков страниц, даже не оцарапал ее. Но она испугалась и закричала. Белый, чертыхнувшись, выдернул нож и замахнулся для нового, на этот раз убийственного удара… И вдруг обнаружил, что наносить его некому.

Он замешкался лишь на миг, в голове его мелькнули слова Червонца – «она умеет становиться невидимой», и он изо всех сил ударил ножом в то место, где девчонка была только что. Свободно пройдя через пустоту, лезвие намертво застряло в косяке двери.

А Маша, добежав до площадки, влетела в лифт, который, на счастье, после Белого так и остался на седьмом этаже. Она нажала кнопку, и лишь тут ужас обуял ее. Она пыталась унять нервную дрожь, но тело не слушалось, и зубы стучали сами собой. Сбросив рюкзак, она вынула из него порезанную книгу и сначала поцеловала ее, а потом, листая испорченные страницы, заплакала и засмеялась одновременно. Ее спасли «Три мушкетера». И Атос – среди них.

В фойе она чуть нос к носу не столкнулась с Шахиней. И, не задумываясь, набросилась на нее. С наслаждением и остервенением принялась она рвать на Лизе одежду. Та попыталась увернуться, но нет, наверное, занятия менее благодарного, чем игра в кошки-мышки с невидимкой.

Великолепное вечернее платье Шахини было изодрано в клочья, и к тому моменту, когда в фойе вбежал вызванный дежурным администратором милиционер, она, лохматая, с исцарапанными плечами и лицом, рыча от бессильной ярости, дикой кошкой металась от стены к стене.

А Маша, выйдя на улицу, увидела стоящие перед входом «BMW». За рулем – Атос! «Он! Все-таки он!» – мысль эта занозой вонзилась ей в сердце. Но она заставила себя не чувствовать боли и двинулась к машине.

Она не знала, что собирается делать, но тут на глаза ей попались прислоненные к оградке газона возле урны орудия дворника – метла и железный совок с длинной рукоятью. Она схватила совок и, поравнявшись с машиной, ударила им по стеклу задней дверцы. Стекло вылетело со звоном. Она ударила еще раз и выбила стекло передней дверцы.

– Маша, постой, Маша! – закричал Атос.

И этот голос еще глубже вогнал занозу в ее душу. Стремясь убежать от боли, она кинулась прочь, безо всякой цели продолжая сжимать в руке массивную рукоять совка.

Атос, стараясь не упустить из виду летящую над асфальтом железяку, повернул ключ зажигания.

Пробежав метров пятьдесят, она услышала приближающийся звук двигателя. Она обернулась и что есть силы швырнула совок в лобовое стекло. Машина резко вильнула влево и въехала в красочную витрину «мини-маркета».

Но даже грохот и скрежет не смогли заставить Машу-Мери-Марусю-Марию оглянуться. Она бежала прочь. Прочь от этого ненавистного, подлого, любимого голоса. Прочь, чтобы никогда больше не слышать его.

Домой! К маме! Так окончательно решила она, помотавшись несколько дней по гостиничным номерам, где каждый шорох или поскрипывание заставляли ее покрываться холодной испариной.

Мысль о встрече со Степаном Рудольфовичем – злым гением ее детства, теперь не только не пугала ее, а напротив, забавляла. Толстый похотливый гопник. Уж теперь-то она сумеет заставить его уважать и ее, и маму.

«А вообще-то, – думала она, пристегнувшись к сиденью самолета и ожидая взлета, – вообще-то, сколько бы ни выпало на мою долю боли и разочарований, все-таки я, наверное, счастливая. Вряд ли хоть один из моих бывших одноклассников пережил и сотую долю того хорошего, что пережила я. Приключения, путешествия, маленькие веселые дебоши в питерских кабачках, любовь… Любовь?»

Так долго сдерживаемые слезы буквально брызнули из ее глаз. Седой мужчина лет сорока пяти, сидящий напротив, через проход салона и давно уже с интересом поглядывавший на юное, но очень выразительное девичье лицо, увидев слезы, наклонился в ее сторону и явно хотел что-то сказать, но Маша схватилась ладонями за виски, делая вид, что именно взлет самолета, который как раз в тот момент отрывался от земли, причина ее мук.

– Вам помочь?

– Нет, мне ничего не надо.

Она закрыла глаза и откинулась на спинку сидения.

… И все-таки не домой отправилась она прежде всего, а к давней своей подружке – Алке. Но перед тем как двинуть в город, она решила наконец-то переодеться. Прочь постылую «спецодежду»! Тут, в ее родном городке, можно не бояться, что кто-то увидит тряпки на невидимке. Только отчим да химичка, но вероятность встречи с последней минимальна, а от отчима она прятаться и не собирается.

То есть, выходит, тут она впервые в свое удовольствие сможет пользоваться своими деньгами? Раньше она и не думала об этом, прочно связывая свою жизнь с Питером. А ведь ей можно просто никогда не появляться там, в любом же другом месте она – самая, наверное, богатая девушка в стране, – в полной безопасности.

Эх, знали бы грузчики, бросая на багажный конвейер толстый и тяжелый кожаный чемодан, что в нем! Но Маша не привыкла беспокоиться за сохранность денег, ведь доставались они ей сравнительно легко. Если же в полной мере принять во внимание величину суммы, то можно сказать, что деньги достались ей даром.

Втиснув чемодан в автоматическую ячейку, она, оглядевшись по сторонам и убедившись, что за ней никто не наблюдает, расстегнула одну застежку, отогнула крышку и, вытащив из-под нее несколько пачек, сунула их в рюкзачок. И потом только, установив шифр, захлопнула дверцу камеры.

В автобусе ее неожиданно для нее самой охватило лихорадочное возбуждение: как-то встретят ее Алка, мама, старые знакомые, прежние друзья? Изменились ли они? Изменилась ли она? Если да, то как, в какую сторону?

В центре она зашла в магазин-салон «Фасон», почти пустой по причине бешеных цен, и под взглядами округлившихся глаз продавщиц купила итальянское велюровое вечернее платье салатно-бирюзового оттенка с золотой строчкой на груди, итальянские же туфельки на каблучке (не очень высоком, научиться ходить на шпильках у нее еще никогда не было повода) очень близкого к платью зеленоватого тона, черную бархатную чешскую сумочку, украшенную какими-то камешками, часики, парфюмерный набор, комплект нижнего белья и флакончик французских духов. «Боже мой, – думала она при этом, – как же все это покупают обычные женщины?» Подумала и купила еще один флакончик – в подарок маме. И еще один – Алке.

Она переоделась тут же – за ширмой и пошла было к выходу, но ее окликнула продавщица, яркая женщина лет тридцати пяти:

– Девочка! Позволь дать тебе один совет.

– Слушаю вас.

– Во-первых, не мешало бы тебе привести в порядок свою голову. То, что ты сейчас надела, и то, что творится у тебя на голове, – вещи несовместимые. Во-вторых, не сутулься, держи голову выше, ты красавица. Вот и все.