― Все верно. Но нам передали, что младшая дочь, к сожалению, не разделит с нами торжество. Знаете, Артур, она довольно характерная особа. Головная боль для собственного отца. Ее едва застанешь в лазурном замке, все норовит сбежать. Я был в Ауде шесть раз, но так ни разу и не смог ее лицезреть воочию. Сотни влиятельных молодых и не очень людей приходили к ней на поклон. Наследники торговых домов, рыцари с землей и замками, лорды, принцы, министры. Она отвергала любую предложенную ей партию. Очень капризная и самодовольная девушка. Если бы брала пример со своих сестер, то при удачном браке Сапфировая долина расширила бы свои владения минимум вдвое.

Последними в Харилькольд вошли замыкающие всадники с длинными копьями и молодой корнет на гнедой кобыле с военным горном на поясе. Гостей приехало так много, что, скорее всего, те, кто въехал в город в числе первых, уже успели расположиться в удобных гостевых палатах. Не считая солдат, конечно же. Этим ребятам скорее всего предложат кинуть свои кости в свободных гвардейских бараках. Вынесут им несколько бочек вина и эля, наварят целую тонну полбы и предоставят их самим себе на целые сутки.

Люди потихоньку покидали улицу. Часть растворилась в проулках, некоторые двинулись в сторону замка. В их числе и я с лордом Дайреном.

― Милорд, как думаете, много ли времени требуется королевской семье на отдых после дороги?

― А что, уже проголодался, юноша? ― С улыбкой произнес министр. ― Скорее всего в дороге они то и делали, что спали и отдыхали. Думаю, что не позже, чем через два часа все гости будут готовы пить, петь и отплясывать за здоровье принца Гельвика Триона.

― Благодарю за ваш прогноз, министр, и за то, что рассказали мне о гостях поподробнее. С вашего позволения, я вас покину. ― Я чуть склонился перед лордом Дайреном.

― Увидимся на пиру, юноша. И запомните пословицу: вино входит ― слова выходят, ― с улыбкой произнес лорд. ― Но много брать на себя вина тоже не советую.

Я еще раз поблагодарил его, чуть склонившись.

― Молодость все прощает, господин Гинивелл, ― сказал я и покинул министра. На самом деле я прекрасно понимал, что молодость никому и ничего никогда не прощает…

В следующие пару часов я разгуливал в своих нарядах по территории королевского замка. Приветственно склонялся перед «высокими» гостями, изящно отводя рукой свой черный плащ. Здоровался за обе руки со знакомыми гвардейцами, несущими свою службу в замке. Они в шутку называли меня «сукиным сыном», когда узнавали, что вскоре я буду нажираться за королевским столом. Также мне удалось завести ряд приятных и информативных бесед с теми гостями из долины, кто уже успел переодеться и был готов к торжеству.

Одним из моих собеседников стал граф Эллио ван Зейглер, племянник короля Корнуэлла, единственный сын его младшего и ныне покойного брата Теодора. Мы любовались диковинными цветами и растениями во внутреннем саду. Он был в сопровождении грозного великана-охранника с бритой головой, который едва смог протиснуться в королевские теплицы. Я не знал, как начать разговор с племянником короля. Я ничего не смыслил в цветах, а он, наоборот, так внимательно их рассматривал, видать был в этом большой знаток.

Вообще граф Эллио ван Зейглер производил впечатление человека утонченного, с чуткой и чувственной натурой. Лицо его было припудрено, от чего кожа приобретала жемчужный оттенок. Светлые с позолотой волосы, аккуратно скрывающие лоб и уши, тонкие женские губы, маленький подбородок и хрупкая шея. А рук нежные и слащавые, такими только цветы и держать. Едва ли он старше меня настоящего. Что-то около двадцати пяти лет.

― Родиолус Цитцилус, он же ведьмин цветок, ― произнес Эллио, стоя на коленях возле заграждения. Он разглядывая совсем непримечательный цветок с нераскрывшимся продолговатым бутоном. Рядом с нами никого не было, не считая того бугая охранника, значит, эти слова были адресованы мне. Я подошел поближе и тоже присел около него.

― Я, к сожалению, совсем не разбираюсь в цветах и растениях, господин, ― мягко произнес я.

Эллио милейшим образом улыбнулся, посмотрев на меня.

— Значит, пора это исправить, молодой человек. ― Он поднялся на ноги, я поступил также. ― Видите те лиловые цветы? Это ночная орхидея. Именно при свете луны и звезд их бутоны испускают нежный и сладкий аромат, схожий с запахом ванили и лесных ягод. А вот в том углу ― симианские кактусы. Не знаю, кто их сюда высадил. Эти обжоры с радостью воруют воду у всех соседних растений. Посмотрите, фиалки и ирис рядом с ними вялые и низкие.

― Сдается мне, при таких познаниях у господина должен быть просто шикарный и изумительный сад.

— Это действительно так, ― отвечал Эллио. ― Мои оранжереи ― единственная гордость и любовь в моей жизни. Я просто не представляю свое существование без своих цветов. ― Он обернулся ко мне, поправляя выпавшую прядь своих волос. ― А вы, юноша, если когда-нибудь будете проездом в Ауде, обязательно разыщите меня. Я покажу вам настоящие райские сады. ― Он осмотрел помещение с разочарованной ухмылкой. ― Не в обиду королеве Елизе, но здешний цветник нуждается в больших переменах, и в никакое сравнение по красоте и масштабу высадки не идет с моими садами.

― Благодарю за приглашение, граф Эллио. Когда-нибудь я обязательно подивлюсь вашими трудами.

― Мое имя вы знаете, а я вашего ―нет. Потрудитесь-ка представиться, юноша.

Я чуть замешкался, запамятовав нормы светского общения, которым обучали нас в гильдии.

― Прошу прощения, господин. ― Я склонился, убрав за спину ногу, и чуть взмахнул плащом. ― Артур, местный наемный слуга, капрал отряда черных плащей. Исполним для вас поручения любой степени деликатности и опасности.

― Приятно познакомиться, капрал Артур. Но, сдается мне, прибегнуть к вашим услугам я не захочу. У меня просто нет никакой необходимости в этом. В распоряжении моего дяди-короля полки солдат, а также целая армия подручных различных рангов и навыков.

― Как знать, господин. Возможно, однажды, вам потребуется помощь в деле, о котором вы бы не хотели распространяться.

― Уверяю вас, юноша, я не храню секретов и не замышляю тайных шалостей. Если вы пытаетесь намекнуть на это.

― Ни в коем разе. Я лишь хочу донести до вас мысль, что все мы ― люди, а людям свойственно иногда попадать в беду. И, если вдруг однажды, ваша светлость