— Фугуй!

Потом спросила:

— Фэнся уснула?

— Спит.

Тогда Цзячжэнь стала мне говорить то одно, то другое. Только глубокой ночью устала и уснула. А я не спал — то радовался, что ей лучше, то думал — не просветление ли это перед концом. Утром я не стал ее будить. В тот день мы с Фэнся вернулись с работы рано и увидели, что Цзячжэнь сидит. Она сама села! Да еще попросила поесть. Я от радости так одурел, что пришлось ей просить еще раз. Я забыл, что Фэнся не слышит, и сказал ей:

— Это ты ее на тот свет не отпустила!

Больному хочется есть — значит, дела идут на поправку. Скоро Цзячжэнь смогла шить, сидя в кровати. Казалось, еще чуть-чуть — и начнет ходить. Тут-то я и заболел. Вообще, я давно хворал, но, пока хоронил Юцина, прощался с Цзячжэнь, я держался. А как беда отпустила — болезнь меня и прихватила. Я упал прямо в поле. Меня притащили домой. Бедной Фэнся пришлось и ухаживать за нами обоими, и зарабатывать трудодни.

Повалялся я так немного, сказал Цзячжэнь, что мне лучше, и потащился в поле. Люди мне закричали:

— Фугуй, ты седой!

— Я и был седой.

— Наполовину, а теперь целиком.

Я состарился за несколько дней. Сила ко мне так и не вернулась. Чуть резко повернусь — вступает в спину, прошибает пот.

Через месяц после смерти Юцина пришел Чуньшэн. Он сменил имя на Цзефан[12], но я звал его по-старому. Когда его взяли в плен, он захотел пойти в Красную армию. Он прошел Китай до самой Фуцзяни, а потом еще дрался в Корее. Ему повезло, его не убило.

Бригадир еще с улицы объявил:

— Фугуй, к тебе приехал начальник уезда Лю!

Я объяснил Цзячжэнь:

— Это Чуньшэн.

Цзячжэнь сразу закричала:

— Уходи!

Бригадир оторопел:

— Это же начальник уезда!

— Пусть вернет мне Юцина!

Чуньшэн сказал:

— Вот. — И протянул ей деньги.

Она даже не взглянула на них и опять крикнула:

— Уходи!

Бригадир сказал:

— Цзячжэнь, не дури! Юцин умер от несчастного случая. Начальник уезда тут ни при чем.

Чуньшэн сунул деньги мне в руку. Цзячжэнь повернулась ко мне:

— Так твой сын стоит двести юаней?

Я сразу отдал деньги обратно. Пришлось Чуньшэну уйти. Он потом еще приезжал дважды, и оба раза Цзячжэнь его выгоняла. Если женщина что решит, ее не переспоришь. Я, когда провожал его до околицы, сказал:

— Чуньшэн, не надо больше приезжать.

Он кивнул и не появлялся несколько лет, до самой культурной революции.

Когда пришла культурная революция, в городе все как свихнулись. Ходили по улицам толпами, каждый день дрались. Доходило и до смертоубийства. Деревенские боялись ходить в город. У нас было гораздо спокойнее, почти как раньше. Только среди ночи приходили «последние верховные указания» председателя Мао. Наш бригадир со всей мочи дул в свисток и кричал:

— Все на гумно слушать радио! Слушаем заветы председателя Мао!

Мы в государственных делах ничего не понимали. Мы слушали бригадира, бригадир — своих начальников. Мы думали и делали, что нам говорили. Больше всего нас с Цзячжэнь волновала судьба Фэнся. Пора было выдавать ее замуж.

Фэнся выросла похожей на Цзячжэнь в молодости. Если бы не та болезнь, от свах было бы не протолкнуться. У меня сил становилось все меньше, Цзячжэнь хворала. Мы на своем веку много повидали. Как груши созревают и падают с ветки, так и мы созрели. И у нас была Фэнся. А кто в старости позаботится о ней? Она хоть и глухонемая, а знала, что девушки выходят замуж.

Каждый год в деревне были свадьбы, били в гонги и барабаны. Фэнся, когда смотрела на них, задумывалась с мотыгой в руках. Деревенские парни показывали на нее пальцами.

Как-то женили третьего сына из семьи Ван. Все говорили, что невеста красавица. В деревню она явилась в красной куртке, и сама она тоже была красная от удовольствия.

Сбежалась вся деревня. Жених раздавал взрослым папиросы «Пегас». Молодые парни закричали:

— А нам?

Жених усмехнулся и засунул пачку поглубже в карман.

— Сам будешь с бабой спать, а нам курева пожалел?

И они набросились на него, разжали пальцы, которыми он держал карман. Один схватил пачку и поднял высоко над головой, а другие побежали за ним по тропинке. Остальные окружили невесту и стали говорить ей непотребные слова. Она только посмеивалась, опустив голову: когда девушка выходит замуж, ей никакие слова не страшны.

Фэнся встала посреди поля, обняла мотыгу и уставилась на свадьбу. Я подумал: пусть хоть посмотрит, раз самой не судьба. И вдруг она засмеялась, как дурочка, и пошла за невестой, продолжая на нее пялиться. Невеста была хорошенькая, нарядная, а моя дочка оборванная и жалкая. И тоже красная, хотя и без румян.

Парни чуть не померли со смеху.

— А Фэнся-то мужика хочет!

Кто-то крикнул невесте:

— Ей твоя постель приглянулась!

На этот раз невеста не засмеялась. Потом крикнули жениху:

— Хорошо устроился: снизу одну положишь, сверху другую!

Он ухмыльнулся, а молодая забыла, что ей положено вести себя тихо, и прошипела:

— Чего ржешь, жеребец?

У меня лопнуло терпение:

— Так нельзя! Если вам надо людей обижать, то обижайте меня, а не Фэнся!

Схватил ее за руку и отвел домой. Она догадалась, что дело неладно, и расплакалась.

После этого мы с Цзячжэнь решили, что обязательно нужно найти ей мужа. Нас Фэнся похоронит, а о ней в старости кто позаботится?

Но кто ее возьмет? Цзячжэнь послала меня к бригадиру: у него много знакомых не из нашей деревни, авось кого-нибудь подыщет. Бригадир нас поддержал:

— А что, Фэнся тоже надо замуж. Только хорошую пару найти сложно.

— Пусть будет без руки, без ноги — мы согласны.

Конечно, горько нам было с Цзячжэнь идти на это, а что поделаешь? Вообще-то наша Фэнся ни в чем людям не уступала — только говорить не умела.

Вскоре бригадир пришел со сватовством. Я тогда раскидывал навоз по участку.

— Фугуй, я нашел тебе зятя. Городской, грузчик, зарплата большая.

Я ушам своим не поверил.

— Бригадир, не смейся надо мной!

— Я и не смеюсь. Зовут Вань Эрси[13]. Он кривошеий, голова скособочена и не выпрямляется.