Однако в близкое окружение Ричарда попадали не только бывшие слуги Невиллов, но и люди, связанные крепкими узами с его собственным родом. Сэр Джон Сэвилл происходил из Западного райдинга Йоркшира и владел землями в Торнхилле недалеко от замка Сандал, а его предки служили Йоркам более полувека. Роберт Харингтон, пользовавшийся доверием Ричарда, приходился родным братом сэру Джеймсу Харингтону Хорнбийскому в Ланкашире, занимавшему важные должности при Эдуарде IV. Несколько человек перешли к герцогу Глостерскому от графа Нортумберлендского — например сэр Хью Хейстингс Фенвикский в Восточном райдинге Йоркшира.

Сердца многих северян Ричард Глостерский завоевал сам, без помощи семейных связей. Так, на его службе сделали себе состояние Меткафы из Наппы, что в пяти милях от Миддлхэма. Джеймс Меткаф служил Глостеру с 1471 года и получал жалованье шесть фунтов 13 шиллингов и четыре пенса. Его дядя Майлз входил в герцогский совет. Приближенными Ричарда были Томас Гауэр, чьи владения лежали недалеко от Шериф-Хаттона и Ститтенхема, Молевереры, исполнявшие обязанности шерифов Девона и уполномоченных по выморочному имуществу в Кенте и Миддлсексе, йоркширцы сэр Томас Маркенфилд Маркенфилдский и знаменитый воин сэр Томас Эверингем. Ричард Рэтклифф[84] был всего-навсего младшим сыном в захудалой дворянской семье из-под Дервентуотера в Озерном краю, ни один из членов которой не выбился даже в мировые судьи. Однако это не помешало Рэтклиффу сделать головокружительную карьеру под покровительством герцога Глостерского. Впрочем, Рэтклифф приходился шурином Джону, лорду Скрупу Болтонскому.

* * *

В конце сентября Ричард оставил свои дела и отправился в Лондон на сессию парламента. К жене он вернулся на Рождество, а когда празднования закончились, поспешил обратно в Лондон — в феврале начиналась вторая парламентская сессия. Этот парламент запомнился тем, что стал одним из самых долгих в истории Англии. Его сессии растянулись на два с половиной года, в общей сложности лорды и общины заседали 44 недели, за это время умерли шесть депутатов общин и сменились три лорд-канцлера.

В перерывах между заседаниями герцог Глостерский продолжал методично наводить порядок на севере и укреплять там свое влияние. Он понимал, что ключевым моментом в решении обоих вопросов для него является вовлечение в структуру власти графа Нортумберлендского. На встрече с королем в Ноттингеме Ричард сумел убедить брата, что северная граница будет гораздо крепче, если добиться лояльности влиятельного лорда. 12 мая герцог Глостерский привел графа на королевский совет, где перед лицом Эдуарда IV был заключен договор между двумя северными магнатами: Нортумберленд признал над собой власть герцога Глостерского, а тот обязался уважать все права и привилегии Генри Перси и обещал быть ему добрым и милостивым господином. Ричард мог торжествовать победу — если он и не сделал опасного соперника своим другом, то по крайней мере надежно нейтрализовал его враждебность.

Другой план Глостера состоял в том, чтобы упрочить свою популярность, продемонстрировав северянам заботу о глубоко почитаемой ими семье Невиллов. Когда граф Уорикский бросил вызов королю, Ричард яростно с ним боролся, но теперь Невиллы были разбиты и обессилены. Глостер явно симпатизировал родным своей жены и своего воспитателя, чего особенно и не скрывал. Сейчас, считал он, пришло время подать им руку дружбы и помощи.

В начале июня Ричард добился разрешения перевести свою тещу графиню Уорикскую[85] в Миддлхэм из святилища в Болье, где та скрывалась. Она прибыла в Англию в 1471 году вместе с войском королевы Маргариты, а после разгрома при Тьюксбери нашла убежище в монастыре. Ричард был искренне тронут трагичным положением тещи и в меру своих сил пытался облегчить ее участь. Его доверенный слуга сэр Джеймс Тирелл[86] доставил Энн Бошан в Миддлхэм, где на попечении герцога ей жилось намного лучше, чем в монастырском святилище.

Ричард также озаботился судьбой Джорджа Невилла, архиепископа Йоркского. Тот был тесно связан с ланкастрианским изгнанником Джоном де Вером, графом Оксфордским, который с весны 1473 года занялся пиратством и захватывал все попадавшиеся ему бургундские и английские корабли. Затем граф высадился на горе Святого Михаила — так называли скалу, торчавшую из моря у побережья Корнуолла — и закрепился на ней со своими сторонниками. Когда связи архиепископа с мятежником вскрылись, по приказу короля он был арестован, признан виновным и приговорен к заключению в замке Ам под надзором капитана Кале.

Ричарду нимало не нравился изворотливый заговорщик, но тем не менее он, собирая войска в Йоркшире против графа Оксфордского, настойчиво просил короля освободить архиепископа. Норфолкский дворянин Джон Пастон писал своему брату: «Я надеюсь, что стараниями герцога Глостерского милорд архиепископ вернется домой». И действительно, год спустя Джордж Невилл был освобожден из-под стражи.

* * *

В то время как Ричард умело сочетал личные устремления с пользой для королевства, герцог Кларенсский действовал крайне деструктивно. Он вновь активизировался сверх всякой меры, открыто претендуя на все наследство Невиллов и скрыто — на корону. Кларенс резко выступал против освобождения вдовствующей графини Бошан и передачи ее под опеку Ричарда, однако Эдуард IV резко осадил смутьяна и намекнул, что готов полностью восстановить графиню в правах, а после ее смерти передать все владения и имущество Ричарду Глостерскому. Тот же Джон Пастон, неплохо осведомленный о придворных интригах, в другом письме брату писал:

«Почтенный и возлюбленный брат, шлю тебе свои наилучшие пожелания и хочу передать слухи, которые дошли до меня. Многие люди из окружения короля послали за своими доспехами и утверждают почти наверняка, что герцог Кларенсский стремится добиться всего возможного могущества, чтобы справиться с герцогом Глостерским. Однако король намерен во избежание любого беспокойства быть столь же могущественным, как они оба вместе взятые, и стать умиротворителем между ними. А некоторые полагают, что за всем этим стоит нечто большее, что замышляется измена. На нас надвигается что-то, о чем я не могу сказать».

Даже осторожный Пастон осмелился весьма прозрачно намекнуть, что герцог Кларенсский примеряется к короне, одновременно продолжая свою тяжбу с братом. Но если король до поры до времени смотрел сквозь пальцы на возмутительное поведение Джорджа, то Ричард вовсе не был склонен изображать из себя мальчика для битья. Разгорелся очередной нешуточный конфликт. Миланский посол при французском дворе доносил в начале февраля: «Герцог Ланкастерский[87], взявший силой в жены дочь покойного графа Уорикского, бывшую ранее женой принца Уэльского, в настоящее время готовится к войне с герцогом Кларенсским. Последний, поскольку его брат король Эдуард обещал ему графство Уорикское, не желает, чтобы первый получил его по праву женитьбы на второй дочери графа». Несмотря на то что посол явно пользовался недостоверными слухами и кое-что напутал, суть его сообщения подтверждала, что отношения между братьями были близки к окончательному разрыву. Неудивительно и негативное отношение к браку герцога Глостерского и к нему самому лично — при французском дворе знали, что Ричард являлся последовательным противником Франции, чему способствовало не только его воспитание в среде воинов — участников Столетней войны, но и понимание того, что старый недруг на континенте всегда будет цепляться за малейшую возможность дестабилизировать внутреннюю обстановку в Англии.