— Капитан! — заорал Руфус. — Это один из них!

Верханна устремилась к костру, нащупывая на бегу меч. Кендер снова и снова тыкал в спину одетую в плащ фигуру. Хоть Руфус и не был мускулист, но обладал силой и выносливостью, однако его нападение, по-видимому, не причиняло врагу никакого вреда. Закутанная в плащ фигура обернулась, пытаясь сбросить назойливого кендера. Враг промелькнул перед Верханной, она застыла на месте, задыхаясь.

— Руфус! У него нет лица! — вскричала она. Одним неуловимым движением руки создание в плаще отбросило Руфуса прочь. Тот со стуком ударился оземь, а его маленький меч отлетел в заросли. Кендер застонал и остался лежать без движения, а багровый дождь поливал его мертвенно-бледное лицо.

Верханна издала вопль и принялась рубить безликую фигуру — ее узкий эльфийский клинок легко проникал сквозь ткань. Она чувствовала, что под плащом находится плоть — какова бы она ни была, — но из ран не пролилось ни капли крови. Под капюшоном, там, где должно было быть лицо, видно было лишь облако сероватого дыма, словно кто-то набил капюшон грязными тряпками.

Рубя, коля, тыча мечом, Верханна скоро превратила плащ в изорванную массу, которая упала на землю. Оставшийся без одеяния враг оказался колонной сизого дыма, смутно напоминающей фигуру эльфа. Можно было различить две руки, две ноги, голову, туловище — но ничего более, лишь дым, лишенный черт. Поняв, что она зря тратит силы, Верханна отступила, чтобы перевести дыхание.

Руфус медленно сел и схватился за голову. Стряхнув боль, он взглянул на видение, что находилось между ним и его капитаном. Шляпу его втоптали в грязь, с длинных волос струились потоки алого дождя. Руфус перевел взгляд с полупрозрачной фигуры на угасающий костер. Над сырой землей вилась лишь одна струйка дыма, толщиной с запястье кендера, она скручивалась и странно изгибалась в неподвижном воздухе.

Внезапно на кендера снизошло вдохновение. Он подтащил второй, пустой, плащ к огню и набросил его на тлеющие уголья. Намокшая ткань быстро загасила последние искры, и огонь потух. Как только это произошло, фигура из дыма начала таять в воздухе и наконец, исчезла.

Наступила долгая тишина, прерываемая лишь тяжелым дыханием Руфуса и Верханны. Наконец, Верханна спросила:

— Что за дьявольское привидение, во имя Астры?

— Магия, — просто отвечал Руфус, поглощенный вытаскиванием своей шляпы из грязи. С горестным видом попытался он выпрямить длинный малиновый плюмаж. Это было безнадежно — перо сломалось пополам и жалко повисло.

— Знаю, что магия! — раздраженно отвечала Верханна. — Но зачем это? И кто наколдовал?

— Я тебе говорил, что те эльфы умны. Один из них разбирается в волшебстве. Бьюсь об заклад, он создал призрак, чтобы отвлечь нас, чтобы мы сосредоточились на нем, а сами они тем временем сбежали.

Верханна стукнула плоской стороной меча по своей ноге, закованной в железо:

— Да проклянет их Эли! Убиты двое моих солдат, а нас одурачили с помощью колдовского дыма! — Она топнула ногой, обрызгав Руфуса кроваво-красной водой из лужи. — Я бы отдала правую руку за то, чтобы встретиться с этими двоими! Я даже не видела их!

— Они очень опасны, — рассудительно заметил Руфус. — Может, нам следует взять еще солдат, чтобы охотиться за ними.

Дочь Пророка не собиралась признавать свое поражение. Она опустила меч в ножны.

— Ну уж нет, клянусь всеми богами! Мы сами их схватим!

Кендер напялил насквозь промокшую шляпу. Новая одежда была безнадежно испорчена.

— За такую работу платят мне не слишком много, — проворчал он про себя.

Каким пустым казался огромный дом теперь, когда Верханна отправилась в поход, а Ульвиан сослан был на каторгу в каменоломни Пакс Таркаса. Лорда Анакардайна не было в городе, и большая часть гвардии Солнца ушла вместе с ним в погоню за последними упорно сопротивлявшимися бандами работорговцев. Кемиан Амбродель занимался тем, что расспрашивал всех прибывающих в Квалиност о кровавом дожде и других чудесах недавних дней.

Так много друзей и знакомых лиц исчезло. Лишь он, Кит-Канан, остался дома. Взойдя на трон Квалинести, он навсегда расстался со свободой.

Прошли века, и наконец, он понял, каково приходилось его отцу, Ситэлу, когда тот управлял страной. Он чувствовал себя подобно узнику, закованному в цепи, лишь с той разницей, что цепи Пророка выкованы не из железа, а из ответственности, долга и придворного церемониала.

Тяжко, неимоверно тяжко было оставаться за изящными арками Квалиноста и так же невыносимо сидеть в четырех стенах, в то время как дом Пророка все больше пустел. Иногда он уносился мыслями к Ульвиану. Правильно ли поступил он со своим сыном? Принц совершил гнусное преступление, но могло ли оно оправдать тяжесть приговора Кит-Канана?

Затем он вспоминал о Верханне, которая прочесывала каждую поляну и вырубку от Торбардина до реки Тон-Талас в поисках сообщников своего брата. Верная, храбрая, честная Ханна — она никогда не уклонялась от выполнения долга.

Кит-Канан поднялся с кровати и отдернул занавеси, закрывавшие окно. Судя по водяным часам на камине, давно перевалило за полночь, и за окном было темно, хоть глаз коли. Он слышал, что кровавый дождь все еще льет. Дождь просачивался под двери, капал с подоконников.

В памяти его всплыло имя — имя, которое он не произносил вслух сотни лег.

— Анайя!

В безмолвной тьме шептал он имя женщины-Кагонести, которая когда-то была его первой женой. И ему почудилось, что она здесь, в этой комнате.

Он знал, что она не умерла. Нет, Анайя продолжала жить и, может быть, переживет самого Кит-Канана. Когда жизнь ее вместе с кровью лилась из ужасной раны, нанесенной мечом, тело Анайи умерло. Но после загадочного великого превращения эльфийка по имени Анайя стала прекрасным молодым дубовым деревцем, что росло на земле древнего леса в Сильванести, где она жила и который охраняла всю свою жизнь. Этот лес, однако, был лишь малой частью огромной первобытной силы, что породила саму жизнь.

Сила — он не мог придумать ей имя — возникла из Первоначального Хаоса. Все мудрецы Сильваноста, Торбардина и Дальтигота сходились на том, что из Первоначального Хаоса, из самого его беспорядка родился порядок.

Лишь порядок делает жизнь возможной.

Кит-Канан осознал эти вещи, десятилетиями постигая мудрость бок о бок с величайшими мыслителями Кринна. Анайя служила силе, которая была старше богов, охраняла последний на континенте остаток древнего леса. Когда время хранительницы пришло, Анайя стала одним целым с лесом. В то время она носила под сердцем ребенка Кит-Канана.

У него заболела голова, и он стал растирать виски сильными пальцами, пытаясь изгнать боль. Воспоминание о нерожденном сыне по-прежнему оставалось для него невыносимым. С тех пор как он в последний раз слышал голос жены, минуло четыреста лет, и все же временами сердце его разрывалось на части точно так же, как в тот золотой весенний день, когда на глазах его теплая кожа Анайи превратилась в грубую кору, когда он слышал ее последние слова.