Из курительной я вышел одновременно со Штрубелем. Мы вместе пошли по коридору и, повернув за угол, увидели миссис Фогарти.

Меня ее появление удивило. Я предполагал, что при сложившихся обстоятельствах она возьмет выходной. Она выглядела бледной и даже более молчаливой, чем обычно, если такое в принципе было возможно. И все же на худощавом, угловатом лице проступало непримиримое упрямство. Вероятно, подумал я, для таких людей личные проблемы всегда будут второстепенными. Для них не существует ничего важнее работы.

Заметив меня и Штрубеля, она приветствовала нас со всей вежливостью, на какую оказалась способна, позволяя просто пройти мимо. Но Штрубель неожиданно задержался и, взяв в ладони ее костлявые пальцы, посмотрел на нее добрыми и печальными глазами.

– Простите меня, – сказал он. – Вчера ночью мне не следовало вам звонить. Я должен был справиться с несчастьем сам, как вы справляетесь со своим.

Миссис Фогарти изумленно уставилась на него.

Я посчитал было реплику бестактностью с его стороны, не сразу сообразив, что пациентам никто не сообщал о смерти Фогарти. Дирижер говорил мягким голосом и трогательно извиняющимся тоном. Но в то же время я снова почувствовал, что этот человек обладает тонкой, едва заметной способностью подчинять людей своей воле.

Вероятно, миссис Фогарти тоже посетило схожее ощущение, потому что ее первая реакция оказалась чисто инстинктивной. Ее лицо помрачнело. Но она сразу же взяла себя в руки и улыбнулась.

– Вы же знаете, что можете звонить мне в любое время, мистер Штрубель.

– Это неважно. Вот только вы должны мне рассказать, почему так печальны. И я вам помогу.

Они оба, казалось, забыли о моем существовании. Штрубель вдруг склонился вперед, вглядываясь в нее пристально и настойчиво.

– Вы и сейчас очень несчастны, – медленно произнес он. – Не потому ли… Это не из-за вещи на мраморном столе?

Миссис Фогарти тихо охнула. Ее рука потянулась к худощавой шее, а потом безвольно упала вдоль тела. Бледность на щеках приобрела серый оттенок.

Я не знал, что мне делать. Мой неуклюжий эксперимент на глазах породил монстра, как создание доктора Франкенштейна. Он зажил своей жизнью и начинал полностью выходить из-под моего контроля.

С невероятным усилием ночная сиделка сумела улыбнуться.

– Вам бы лучше уже отправиться в постель, мистер Штрубель, – мягко сказала она. – Доброй ночи.

Дирижер пожал плечами, степенно повернулся и пошел в сторону своей спальни.

Мы с миссис Фогарти остались наедине.

– Приношу свои глубочайшие соболезнования… – начал я.

Но закончить мне не дали. По линолеуму у нас за спинами раздались быстрые и четкие шаги, предвещавшие появление из-за угла доктора Морено. При виде ночной медсестры его смуглый лоб прорезали хмурые морщины.

– Я же говорил, миссис Фогарти, что вам не следует сегодня заступать на дежурство.

Он быстрым взглядом окинул меня, а потом вновь уставился на бедную женщину.

– Меня же некем заменить, доктор, – скованно, но решительно ответила миссис Фогарти. – Мисс Прайс из женского флигеля, как нарочно, заболела. Так что им самим пришлось искать кого-то вместо нее.

– Организация работы и штатное расписание – не ваши проблемы. Вы не в том состоянии сегодня, чтобы исполнять свои обязанности. Вам необходим отдых.

Миссис Фогарти развела руками, хрустнув накрахмаленным белым халатом.

– А кто же позаботится о пациентах?

– Все телефоны в палатах так или иначе связаны с вашим альковом. Уоррен дежурит, и ему придется посидеть на вашем месте.

Честно говоря, я так и не смог понять, была ли ночная сиделка благодарна ему, недовольна таким решением или откровенно разозлилась. Она еще некоторое время стояла на месте, глядя перед собой темными, глубоко запавшими глазами, а потом с чуть слышным:

– Что ж, будь по-вашему, доктор, – повернулась и ушла.

Обдумав положение, я решил, что доктора Ленца необходимо поставить в известность о том, что сказала в актовом зале мисс Пауэлл. Конечно, это звучало почти невероятно глупо, но я уже привык с подозрением относиться к любой самой невероятной глупости. Пользуясь присутствием рядом Морено, я обратился за разрешением повидаться с директором.

Морено мгновенно превратился в образцового молодого психиатра: превосходного диагноста для пациентов и стража интересов руководства лечебницы. Его взгляд вопросительно скользнул по мне в явной попытке понять серьезность моих намерений.

– Доктор Ленц сейчас очень занят, – сказал он. – Он все еще беседует с полицейскими.

– Но мне удалось услышать нечто крайне важное для доктора Ленца, – настаивал я. А поскольку Морено лишь продолжал молча смотреть на меня, вынужден был добавить: – Думаю, наши неприятности еще далеко не закончились.

– Что вы имеете в виду?

– Только то, что смерть Фогарти была лишь частью чего-то большего. И основные зловещие события назревают.

– Надо постараться не позволять своей театральной фантазии заводить вас слишком далеко, мистер Дулут. – Морено бросил эту реплику, опустив голову и пристально разглядывая собственные руки. – Вы все еще далеки от нормального состояния, ваша нервная система перевозбуждена, а потому надо проявлять сдержанность.

– Но моя нервная система совершенно ни при чем! – в раздражении воскликнул я. – Мне прекрасно известно…

Внезапно Морено снова вскинул взгляд на меня.

– Если уж вам все это настолько интересно, мистер Дулут, то могу сообщить, что полиция раскрыла причины гибели Фогарти и вполне удовлетворена результатами расследования. Его смерть не имела никакого отношения ни к самому нашему учреждению, ни к его пациентам. Капитан Грин вынужден был согласиться, что это был… прискорбный несчастный случай.

Морено говорил убедительным тоном и готов был выдержать прямой взгляд в глаза.

Но я знал, что он лжет.

Когда Морено ушел, я обнаружил, что все остальные уже давно разбрелись по своим комнатам. Коридор был пуст, и я тоже направился к спальням, расположенным в самом дальнем конце флигеля.

В пустом коридоре психиатрической лечебницы есть что-то унылое и пугающее. Моя слабая нервная система расшалилась, и я почувствовал беспричинное желание поскорее избавиться от одиночества, найти себе компанию, хотя, если опасность действительно существовала, она могла гораздо скорее проявить себя в присутствии других пациентов, нежели в совершенно безлюдных коридорах.

Я добрался до двери, которая вела к спальной части корпуса, и распахнул ее. Передо мной протянулся длинный ряд дверей одноместных палат. Слева располагался маленький альков миссис Фогарти, погруженный сейчас в темноту. И я как раз проходил мимо него, когда меня окликнули по имени. Я вздрогнул, почувствовав внезапный приступ страха, но тут же отругал себя за глупость.