Конечно, я согласна с мамой (я ее дочь, она меня воспитала по образу и подобию своему), что «я открываю школу» звучит невыносимо пафосно. А «я открываю английскую частную школу у себя дома» звучит как в анекдоте. Но нужно вынести.

Строго между нами: у Зинаиды-олигарха плохой вкус. Она любит делать ремонт и менять стиль в Питере, в Каннах, в Ницце. Любит спросить: «Ну как тебе мой новый дизайн?» Я всегда говорю «красиво» или «очень красиво». Нормальному человеку вежливость не позволит сказать: «Ты чего, Зин, рококо с русским стилем смешала, рококо сюда вообще не катит…» Я говорю Зинаиде «красиво», и Зинаида-олигарх утверждается в мысли, что у нее красиво.

Также и мне не скажут: «Ты чего, Ань, английская частная школа – это в Англии, знаешь? А не у тебя дома». Скажут: «О-о, молодец». И я стану думать: «Да, я молодец, я – школа буквой «П» с тетей Дусей в раздевалке и кабинетом завуча на третьем этаже». Бизнес-то требует не рефлексии, не самоиронии, а самоуверенности.

ИТОГ ДНЯ:

Тренировочных полетов по Невскому с целью утвердиться в роли уверенного в себе кретина – один.

Размышлений, что мама права и не лучше ли вовремя остановиться – 455.

Ночных страхов – 3.

Дело в том, что я очень подвержена ночным страхам: просыпаюсь ночью и боюсь.

Страх 1. Открыть школу означает стать окончательно взрослым человеком. А вдруг у меня не получится?

Страх 2. Возраст – это прибавка в весе и потеря друзей, а я хочу, чтобы потеря в весе и прибавка друзей.

Я надеюсь, что с открытием школы у меня появятся новые друзья: учителя, родители. А вдруг это не так? Вдруг не подружусь с ними и еще поправлюсь?

Страх 3. А вдруг я больше не могу писать? За все это время не написала ни страницы. Идей для сценария очень много, что на самом деле означает – ни одной. Бывает же так, что человек вдруг перестает писать. Разучается или еще что-нибудь.

Страх 4. По закону, «ИП отвечает по долгам всем своим имуществом». Но за что отвечает? Если ученик разобьет коленку и родители подадут в суд, я должна ответить за коленку своим имуществом? Чем, антикварным шкафом?.. Нужно не забыть вписать в договор, что за разбитые коленки отвечают сами ученики.

Что, если я забуду вписать? Прощай, шкаф?..

Страх 5. Все-таки нужно смотреть правде в глаза: ученики могут разломать антикварные стулья. Особенно тот, у которого расшатаны ножки.

Ученики могут зажечь свечи на антикварном буфете, чуть я отвернусь, и сжечь антикварный буфет.

Страх 6. А если пудель и кот будут страдать от потока чужих людей в доме? Кот вряд ли будет страдать, он кусается, а безответного пуделя заласкают до полусмерти.

Страх 7. Страх, что у меня нет совести.

В одной нашей знакомой паре муж – писатель, и его жена всегда говорит «мы сейчас пишем то-то», «мы работаем над тем-то», «мы написали главу» – ну, известный такой типаж жены.

А мы с Максимом раньше действительно могли сказать «мы сейчас работаем вместе» и даже «мы написали сцену» (бывало и такое).

Но теперь – все. Теперь мы работаем над разным: он над своим бизнесом, я над своим.

…Что-то я забыла, при чем здесь совесть?..

А-а, да. Мне придется многое от него скрывать: почему ему нельзя курить дома и кто переложил бритву из гостевого туалета. Это неправильно. Максим – хороший человек и ничем не заслужил жить при школе, как бездомная уборщица в каморке со швабрами.

Страхов получилось не три, а семь. А ведь я еще только начала.

Твердых решений вовремя остановиться – одно.

Выброшу дипломы, купленные в «Буквоеде». Все школы в мире выдают дипломы по окончании обучения, а я собиралась выдавать диплом в начале обучения: в «Шалтае-Болтае» учеба для радости. Выдам себе диплом, напишу: «Дорогая Анечка, расти большая, читай Диккенса. Твой «Шалтай-Болтай».

Жаль, что школы не будет.

Сначала я увидела машину Максима. Он ехал по Тверской, пытаясь найти место для парковки у ресторана «Шаляпин». Я тоже хотела припарковаться у ресторана «Шаляпин». Но Максим занял место, которое я приглядывала для себя.

Максим любит ресторан «Шаляпин» у Таврического сада: он там обедает (один, со мной, с разными людьми) и ведет бизнес. Последнее время я не встречаюсь с ним в ресторане «Шаляпин», теперь я тоже обедаю там, где веду бизнес, – дома. Сегодня Надя обещала сделать ленивые голубцы, сказала, не ленивые ей лень.

На Тверскую я приехала не следить за Максимом, а стричься, салон – соседняя дверь с рестораном «Шаляпин».

Там и так-то никогда не припарковаться, а сейчас еще ремонт и все перекопано. И я ездила, и ездила вокруг… ездила и ездила и вдруг… (как будто можно увидеть кого-то не вдруг) увидела Максима.

Они ехали передо мной: Максим за рулем, она рядом. Максим меня не заметил, хоть я и погудела, – он слишком сосредоточенно водит машину, вцепляется в руль и ничего вокруг не замечает, кто сзади едет, кто ему гудит… Наверное, все люди с плохим зрением (у Максима минус восемь) сосредотачиваются на одном действии. Недаром же говорят «он весь превратился в зрение»… или в глаза, или в уши. Лучше бы Максим весь превратился в ухо: услышал бы меня, и не было бы того, что случилось дальше.

Максим припарковался за несколько домов от «Шаляпина», а мне места не было, и я стала ездить кругами – мимо Таврического сада, Смольного собора. На втором круге они уже подходили к двери ресторана – я опять погудела, хотела сказать, что сейчас приду к ним, мешать не буду, выпью с ними кофе и уйду.

Когда я вошла в ресторан, он ее обнимал. Они целовались. Не знаю, что и сказать.

Уйти, не уходить, устроить сцену? Какую? Я же все-таки привыкла к сценам, сколько сцен я написала, наверное, сотни, если считать вместе с теми, что я переписывала. Так что у меня много вариантов:

– Уйти.

– Подойти и молча смотреть страдальческим взглядом.

– Подойти и хряпнуть вазу об стол.

– Подойти и молча плакать (слезы текут по неподвижному лицу).

– Диалог (не знаю, что можно было сказать Максиму, просто в кино бывает нужен диалог).

Но все это, оказывается, – для других, для персонажей. А для меня совсем другое: я просто замерла, как будто у меня отнялись ноги. Стояла, не в силах двинуться с места.

И когда Максим перестал ее целовать, поднял голову и увидел меня, знаете ЧТО он сказал?

Господи, продюсер, человек, отсмотревший километры пленки со сценами измен, человек с высшим образованием, выпускник ВГИКа… Он сказал:

– Это не то, что ты подумала…

Что же будет дальше? Что я буду делать?