– Ты должен позвонить в «девять-один-один», – резко напоминаю я. – А не друзьям.

Он бросает на меня взгляд, говорящий, что мне лучше заткнуться на этот счет.

– Знаю.

– Рыба очень вкусная, пап, – говорю я, и это заставляет его немного смягчиться. – А что ты положил в шпинат?

– Чеснок и лимон. Свежий лимон, не эту дрянь из бутылки. – Он молчит некоторое время, потом спрашивает: – У тебя на руках какое-то плохое дело, верно?

– Очень плохое, – отвечаю я и продолжаю есть шпинат. Но теперь он теряет всякий вкус. Я на целых несколько минут забыла о тех девочках, и теперь это жжет меня, словно предательство. Я знаю, что ребенок у меня внутри еще слишком маленький, чтобы его можно было почувствовать, но мне все равно кажется, будто я ощущаю трепет его крошечного, еще формирующегося сердечка. Я должна сказать папе, но в то же время не хочу говорить ему, пока с этим делом не будет покончено и пока Хавьер не вернется. – Ты не хочешь об этом ничего знать.

– Я знаю, что ты не хочешь мне рассказывать.

– Пап!

– Ты не можешь держать это в себе и знаешь это. Хавьер уехал на сборы морпехов, так? И с кем тебе еще поговорить в таком случае?

– С Гвен, – отвечаю я. – Я говорила с Гвен. Она помогает мне разобраться с этим. – Отец ворчит, давая таким образом понять, что он одновременно одобряет мой поступок, но при этом хотел бы, чтобы я поделилась с ним. Но я не могу – только не этим. Мне просто кажется, что это будет неправильно. – Наверное, мне придется подолгу работать над этим. Я попрошу, чтобы кто-нибудь заезжал тебе помочь, если будет нужно.

– Черт возьми, я не инвалид и не хочу, чтобы сюда кто-то постоянно шлялся и стучался ко мне в дверь. Если им есть что сказать, пусть позвонят. – Если уж мой отец уперся, то он и бодаться готов, будьте уверены. Я поднимаю руку в знак примирения.

– Ладно-ладно. У нас есть какой-нибудь десерт?

Десерт – это то, чем папу можно отвлечь почти от чего угодно. Он сладкоежка.

– Шоколадный кекс, – отвечает он. – Майра завезла его на прошлой неделе.

Майра – это та женщина из Нортона, у которой, возможно, роман с моим отцом, но я не хочу об этом думать. Просто встаю и нарезаю кекс – домашней выпечки, очень нежный. Майра хорошо готовит. Мы едим кекс и забываем о своих разногласиях, и следующие полчаса я просто провожу в тишине и покое. Мою и раскладываю посуду, пока отец смотрит боксерский матч. На озеро опускается густая ночная темнота, но в небе сияют звезды, яркие и красивые. Я прислоняюсь к машине и допиваю колу, потом выкидываю бутылку в мусорку для вторсырья. Свистом подзываю Бута, и он вприпрыжку сбегает с крыльца и заскакивает на заднее сиденье машины.

Поездка вокруг озера теперь вызывает странное чувство; я всегда посматриваю в сторону дома, где когда-то познакомилась с Гвен Проктор. Он выглядит так же, как и раньше, и мне странно думать, что ее сейчас здесь нет.

Я проверяю свой телефон. Звонков не было, но Гвен написала по электронной почте, что завтра едет в Вэлери, чтобы расспросить соседей Шерил и узнать, не выслеживал ли ее кто-нибудь. Время уже позднее, но мне нужно узнать что-нибудь о бывшем муже Шерил, Томми Джарретте. Старая теория сыщиков – «всегда виноват муж» – это уже штамп… потому что она часто оказывается верной. Если не муж, то почти всегда кто-то близкий – родственники, друзья, бывшие партнеры, соседи. В любом случае, требуется исключить Томми, чтобы переключиться на кого-то еще. Расследование – это спираль, разворачивающаяся из центра к краям. И когда ты что-то упускаешь, тебе приходится возвращаться к самому началу.

Я предпочитаю приходить с такими делами к кому-либо вечером, но сейчас уже почти десять часов, и в здешних местах это считается почти ночью. И все же… у меня есть неотвязное чувство, что мне лучше поспешить. Я не знаю адреса Томми, но в лесу поблизости от Нортона живет некий Абрахам Джарретт. Есть шанс. Я направляюсь туда и пишу сообщение Престеру, когда останавливаюсь у нужного дома. Сообщаю ему адрес и что я собираюсь делать. Он отвечает мне коротким «БО30», что на языке Престера означает «будь осторожна, жду контрольного сообщения через 30 минут». Хорошо. Если у меня и не будет прикрытия, по крайней мере, кто-то будет предупрежден и в случае чего сможет прислать подмогу.

Жилище Джарретта… вполне типично. Наполовину ферма, наполовину свалка. Маленький дом стоит без крыши, и я полагаю, что в нем никто не живет вот уже больше десятка лет, но неподалеку от него торчит, увязнув в земле, подержанный трейлер. Этот участок расположен примерно в полумиле от границ Нортона, но мог бы точно так же находиться в дальней глуши – так здесь темно и тихо. Однако в трейлере горит свет, и это придает мне уверенности.

Я поднимаюсь на крыльцо и коротко стучу в хлипкую дверь. Слышу тяжелую поступь; шаги движутся к передней части трейлера, потом дверь резко распахивается, и я радуюсь тому, что из вежливости спустилась на несколько ступеней. Массивный седовласый мужчина белой расы сердито смотрит на меня сверху вниз.

– Что вам нужно в такой час? Бог свидетель, уже почти ночь. – Но потом он моргает, видит у меня в руке жетон, и его поза становится менее угрожающей. – Вы пришли, чтобы сказать, что нашли его? Моего мальчика?

– Вы говорите о Томми? – спрашиваю я, и Джарретт, кивая, спускается по ступеням. Он одет в клетчатый банный халат, слишком тонкий для такого холода, но ему, похоже, все равно. Он обут в потрепанные домашние тапочки. Я – по старой привычке – бросаю взгляд мимо него на обстановку дома и вижу, что она довольно аккуратная. Это неожиданно. – Я как раз хотела расспросить вас о нем. Вы говорите, что он пропал?

– Я говорю, что он куда-то подевался уже давным-давно, и никто не верит мне, когда я говорю, что он ни за что не уехал бы по своей воле, – отвечает Абрахам и щурится, глядя на меня. – Вы, должно быть, новенькая? Никогда раньше с вами не встречался.

– Я детектив Клермонт, – отвечаю я ему. – Можно задать вам несколько вопросов? Знаю, что время позднее, но это может быть важно.

Некоторое время он перекатывается с пятки на носок в своих разношенных шлепанцах, потом кивает.

– Не хотите войти? Выпить кофе?

– Буду весьма признательна. – Я отношусь к его гостеприимству настороженно, но одновременно рада. По крайней мере, он со мной разговаривает. Это хорошее начало.

Внутри трейлер действительно аккуратно прибран и обставлен. Ковер старый, но тщательно выметен. На стенах висят фотографии и картины из магазина «все по доллару». Нет никаких признаков женского присутствия – как минимум, уже много лет, а может быть, и никогда. Все до мелочей сделано по-мужски. Когда я оборачиваюсь, мне на глаза попадается конфедератский флаг в рамочке; я на миг замираю, потом продолжаю осмотр. В этой части света в подобной декорации нет ничего необычного, однако она кое о чем свидетельствует.

Абрахам достает две разномастные кружки; сосуд кофемашины еще наполовину полон. Хозяин наливает кофе и, не глядя на меня, спрашивает: