Сам батюшка, как опытный пастырь, предлагал своим чадам много различных духовно-целительных средств, сообразуясь с духовным складом каждого: одному советовал предаться воле Божией, во всем усматривать Всеблагой Промысл Творца, другого заставлял почаще ходить в храм Божий, говоря: «Только в церкви, в атмосфере любви согреется и отойдет твое сердце»; третьему рекомендовал ежемесячно исповедоваться и причащаться Святых Тайн, четвертому давал работу при храме — петь, читать и прислуживать; всех же приковывал к вере в Господа, а вместе с тем нравственно исправлял своей лаской и любовью.

Кроме уменья лечить души отец Алексий отличался проникновенной наблюдательностью по отношению ко всей внешней жизни — городской, сельской, крестьянской и рабочей, смело мог говорить вопрошающему о том, нужно ли или не нужно ему открывать торговлю, обзаводиться семьей, покидать Родину, строить дома.

В этом отношении он являлся мудрым старцем, только находящимся не в монастыре, а в самой толще человеческого общежития. Отец Алексий был старец городской, приносящий людям нисколько не меньше пользы, чем какой-либо пустынник. Он в образе иерея был одним из тех подвижников, о которых пророчество вал святой Антоний Великий, говоря, что придет время, когда иноки, живя среди городов и суеты мирской, будут сами спасаться и других приводить к Богу…

Больше того, отец Алексий являлся старцем над старцами — руководителем духовников. Ему часто приходилось улаживать неправильные отношения между духовными отцами и их чадами. Дело это, по словам батюшки, трудное и тонкое, однако, с успехом всегда проводилось им. Отец Алексий не делал того, что делают многие старцы, пользуясь своим авторитетом: не отменял и не изменял повелений духовных отцов, вселяя тем в души их чад смущение, а умел действовать по отношению к тем и другим в совершенном согласии.

С нашей характеристикой личности отца Алексия, по-видимому, не вяжется общераспространенное мнение, будто он был противник монашества и не советовал духовным детям принимать его. Нужно, однако, знать, кому и при каких обстоятельствах он этого не советовал. Будучи духоносным пастырем, отец Алексий не мог не ценить монашества в идеале и истинных основах — он только не одобрял тех, кто принимал его ради тщеславия, без понимания смысла и значения столь великого звания…

О том, что отец Алексий принципиально не был против монашества, может свидетельствовать, кроме дружбы с оптинскими старцами, еще интересное письмо батюшки, незадолго до его смерти полученное мною, пишущим эти воспоминания. В нем он, молитвенно приветствуя меня по случаю выздоровления от болезни (воспаления легких) и выражая пожелание рано или поздно вновь видеть нас вместе со всею нашею паствою в Москве, в Чудовом монастыре, между прочим, обращается с такой просьбой: «Тогда примите и Вашего покорного слугу под свой покров. Хочу и я последние дни своей жизни докончить под сенью обители святителя Алексия».

Как ни удивительно, а настоящая деятельность отца Алексия особенно развилась и укрепилась тогда, когда в обществе понизились религиозные интересы. И нужно сказать, работа батюшки оказалась весьма благотворной.

Один из посетителей Маросейского храма передает следующее: «Вскоре после памятных всем нам дней наступила новая эпоха, казавшаяся особенной для тех, кто не привык к новому порядку вещей; в такое смутное время хотелось уйти куда-нибудь далеко, чтобы слышать бодрящие, теплые слова и жить иными, добрыми чувствами любви и мира, а не злобой и враждой, разливавшимися повсюду. И вот в этот период общего гнева и раздражения отрадно было посещать тесный, скромный, но дышащий благодатной обстановкой храм святителя Николая на Маросейке, слушать службу и безыскусные проповеди отца Алексия, шедшие из глубины его души, внимая постоянному горячему призыву батюшки к деятельной любви, кротости, прощению обид и замечая настойчивое указание на то, что спасение возможно при всякой обстановке. Совершенно забывалось все грубое, материалистическое, совершавшееся за стенами храма, и хотелось тогда всем прощать, за всех молиться… а глядя на лицо отца Алексия, излучавшее неуловимый тихий свет радости, каждый ощущал подъем духа, чувствовал, что воспринимает нечто доброе, умиротворяющее, заставляющее смотреть на жизнь уже иными глазами: жалеть людей и скорбеть о мире, погрязшем исключительно в земных расчетах и не желающем знать иного, высшего порядка. Дух уныния, с которым обыкновенно приходили в то время в храм молящиеся, бесследно исчезал здесь, и они уходили домой успокоенными, со светлым чувством надежды на лучшее.

Нельзя также забыть тех моментов, когда по окончании всенощной отец Алексий начинал полным бодрости голосом петь: «Под Твою милость…» — и вся церковь как один человек вторила ему. В это время все проникались твердой надеждой, что Пресвятая Богородица не презрит моления певцов, находящихся в скорбех, и пошлет Свою милость. Все расходились тогда из храма полные уверенности, что они проведут спокойно предстоящую ночь, чреватую всякими бедами.

Еще более сильное впечатление производили ночные моления, временами устраиваемые там же, на Маросейке. Они как будто внушали всем: мы, христиане, ожидаем славного Пришествия Господня, и никого и ничего нам не следует бояться; от жизни не приходится ждать хорошего, соберемся же здесь, дабы молитвенно встретить Сладчайшего Спасителя.

Так незримо батюшка отец Алексий умиротворял страсти, сильно бушующие в наше время, спасал многих от отчаяния, а иных обращал на путь покаяния.

Бывали случаи, когда к нему в храм заходили люди со злым умыслом, но, почувствовав царящую там святую благодатную обстановку, останавливались, из менялись к лучшему, перерождались и даже делались членами маросейского церковного братства. Заслуга отца Алексия перед современным обществом в деле успокоения и умиротворения враждующих и смятенных сердец велика, только мало кто понимает и ценит это.

Приятно было видеться и беседовать с батюшкой. Кроме встреч с ним на собраниях пастырского братства в память отца Иоанна Кронштадтского, я имел еще утешение молиться в его храме. Припоминаю торжественную вечерню, устроенную здесь для детей Златоустовским кружком учащихся. Собралось ребят необыкновенное множество, в церкви стояла неимоверная духота. Устроитель столь редкой службы, обливаясь потом, прилагал все старание дать детям духовное назидание, которое бы надолго запечатлелось в их сердцах. Не забуду и привета, оказанного мне тогда батюшкой.

Большую нравственную поддержку отец Алексий оказал чудовским духовным чадам моим, оставшимся по обстоятельствам времени без отца-руководителя и святой обители, где они молились и утешались.

Одна духовная дочь наша по этому поводу передала нам следующее:

— Когда мы лишились Чудова монастыря и, как овцы без пастыря, рассыпались повсюду, не зная, где приклонить главу, многие направились на Маросейку к отцу Алексию, и добрый батюшка с необыкновенной любовью и лаской принял под свое попечение нас, скорбных, печальных сирот, сказав в утешение: «Вас и Владыка благословил