С прошлым любимого легче свыкнуться, чем с прошлым любимой. Так уже заведено, что мужчинам почему-то прощается многое, а женщинам – нет. Мужчина, по-настоящему любящий женщину, не станет копаться в ее прошлом. Нет, он не будет обходить щепетильные темы стороной, подбирать правильные слова, надевать маску спокойствия, когда любимая будет неожиданно встречать героев своего прошлого. Мужчины просто забывают о том, что у их женщин до них кто-то был. Это не особенность, талант или умение. Скорее, такова наша природа. Мужчины вообще очень тяжело переносят болезни. Так зачем заражать себя самого?..

Не листаю книгу прошлого Зейнеп. Один раз прочитана, после чего отложена на дальнюю полку. Прочитал, принял и забыл. Зачем вспоминать о том, что приносит морозно-колючий ветер в теплое настоящее? Люди копаются в прошлом, когда не могут принять то, что имеют. Придираются к прошлому друг друга, когда не могут простить теперешние ошибки. Любовь не проживет и трех лет, если любящие не примут прошлого друг друга. Не нужно выяснений, допросов, разбирательств. Нужно знать о лете и зиме прошлых жизней. О карамельно-вафельных и горько-жгучих периодах из прошлых жизней. Всего лишь знать, не больше. Когда знаешь, не возникает вопросов.

Любви вредят вопросительные знаки. Пусть лучше будут запятые или точки... Зейнеп в курсе моего прошлого. Знает о женщинах, с которыми у меня был исключительно хороший секс. Знает о женщинах, которых любил, но которые отвергали меня. Знает и об Аиде, которую любил «любовью на всю жизнь» и на могилу которой до сих пор езжу раз в год. Когда-то, в самом начале наших отношений, мы дали самим себе слово, что не будем заговаривать о наших прошлых жизнях. Будем помнить о них, но не вспоминать. И вот научились уживаться с прошлым – это важно. Многие люди живут прошлыми победами и поражениями. Именно таких людей Вулф называла несчастными... Когда я целую ее тело, не думаю, что когда-то оно принадлежало другому. Когда слушаю ее сердце, не думаю, что когда-то его слушал другой. Люблю Зейнеп настоящей любовью – сейчас. Она такая же... Долги перед прошлым непременно должны быть погашены в настоящем...

* * *

В день первой годовщины нашего знакомства она подарила мне сердце своей любви – перламутровую ракушку со дна Босфора на витом кожаном шнурке. Небольшого размера, причудливой формы, с въевшимися крупицами песка на шероховатой поверхности. Обычно ракушки прохладны на ощупь, а подарок Зейнеп наполняет ладонь необычайным теплом, будто внутри него разожгли маленькое пламя. «Я наполнила ракушку любовью. Отыскал ее для нас Босфор. Когда загрустишь, сожми талисман в ладони – произойдет волшебство...» Прошло уже больше двух лет, а ракушка Зейнеп по-прежнему спасает меня от отчаянья, безверия. Висит на шее, близко к сердцу. Всегда со мной: на работе, в командировках, на конференциях или вечеринках. Даже во сне. Ее тепло – подпитка надеждой. Ведь любовь прежде всего дарит надежду...

Вдали от города души мою тоску успокаивает заветный талисман, в котором слышно дыхание Зейнеп и Босфора. Благодаря ему смог преодолеть, казалось бы непреодолимое – нашел в себе силы сбежать от рутины туда, где меня ждут. В Турцию. К Зейнеп, Босфору, Айдынлыг. И не жалею. Кстати, шеф написал имейл, в котором назвал мой внезапный отъезд «внеплановым отпуском»: «Ждем тебя, возвращайся. Ты забыл получить отпускные...» Пока я не думаю о возвращении. Но знаю, что скоро придется. С Баку еще многое связывает: нужно заработать деньги на наш будущий дом, на наше гнездышко. В восточной традиции новую семью жильем обеспечивает муж. А уж обустраивать семейный очаг, создавать уют будет жена... Уверен, что справлюсь. Перламутровая ракушка со мной...

Обложилась книгами, заказанными из интернет-магазина «Амазон», – в основном фотоальбомами. Черно-белые изображения ущербно-тоскливых чудаков, более похожих на сатирические шаржи, чем на людей из реальной жизни. Грушевидно-вытянутые головы, безрукие мужики с металлическими зубами, одноногий паренек в черном лифчике, две старушки-карлицы с косыми глазами. Жутко, но не противно. Смотришь на снимки как на скрытую сторону реальности – задевает. Моя любимая увлеклась творчеством американки Арбус, одного из величайших фотохудожников ХХ века. Коротко остриженная брюнетка с выпуклыми глазами, наполненными безнадежной тревогой. Я вообще заметил, что у гениальных людей другие глаза: без эгоистичной тревоги за себя любимого. В глазах гениев – глобальная тревога за весь окружающий мир. У Дианы Арбус именно такие глаза, и переживала она за кого угодно, кроме себя. Талантливые эгоисты не кончают жизнь самоубийством в преддверии своей самой крупной выставки...

Зейнеп сидит на черно-белом акриловом пуфике с большущей книгой в руках. «Diane Arbus Revelations»[37]. Рядом красная коробка с салфетками, вазочка с барбарисовыми леденцами, полупустая пачка моего «Кента». Она курит. Если закурила, значит, переживает. Двумя пальцами правой руки, между которыми зажата сигарета, массирует висок, вчитываясь в текст на английском языке. Иногда заглядывает в словарь, уточняет значение незнакомых слов. Некоторые цитирует мне. «Весь наш облик показывает то, как мы хотим, чтобы о нас думали. При этом всегда существует разрыв между желанием и реальностью. В этом заключена горькая ирония – то, чего ты внутренне горячо желаешь, никогда не проявляется в полной мере...» Закрывает глаза, обдумывает каждое слово. «Я немного не согласен. Ведь то, чего мы внутренне желаем, может остаться всего лишь желанием, а то, как мы выглядим, чаще всего продиктовано необходимостью. К сожалению, все мы, ну или почти все, соблюдаем общественные условности...» Зейнеп ничего не отвечает. Продолжает рассматривать снимок под названием «Молодая семья из Бруклина отправляется на воскресную прогулку, 1966 год».

«Знаешь, мишуня, когда я смотрю на работы Арбус, мне больше не хочется притрагиваться к фотоаппарату. Стыдно. Все мои снимки кажутся жутко надуманными, пустыми. Без идеи, понимаешь? В творчестве обязательно должна быть идея, надрыв. Идея Дианы – показать реальность реальной. Без предварительного создания образа. Такое впечатление, будто Арбус подходила на улице к интересующим ее людям со словами: «Можно я вас сфотографирую здесь и сейчас?» А в моих фотографиях словно все заранее подстроено. Фальшиво...»

Я отрываюсь от лэптопа, подхожу и ложусь на ковер. Целую ее в запястье левой руки. «Перестань нести чушь. Вы с Арбус совершенно разные. Во-первых, ты ищешь в мире настоящую красоту, а она искала – парадоксальную. Диана работала с оболочками, ты работаешь с душами. Да и в конце концов у вас взгляды разные. Ты турчанка, она американка. Среда обитания многое формирует в человеке, кто бы там что ни говорил... Не переживай. Лучше приготовь фотоаппарат. Завтра поснимаем Босфор с Галатской башни. Идет?» Кивает головой, прижимается к моим губам персиковой щекой. «О’кей, только давай закажем еще пару альбомов со снимками Дианы. Пошуруем на «Амазоне», посмотрим, какие издания у них остались...» Поднимаю ее на руки, сажаю на кресло у рабочего стола. Открываю нужный сайт. Я хочу, чтобы Зейнеп стала профессионалом своего дела. Надеюсь, мою фотографию для первой книги сделает любимый фотограф – Зейнеп Четин. Кстати, прекрасно звучит...