Найджел недоуменно нахмурился. В подобной игре ни его смелое сердце, ни крепкие мышцы помочь ему не могли. Тут новая сила брала верх над старой: купец побеждал воина — из века в век выматывая его и ослабляя, пока совсем не подчинил себе, не обратил в рабство.

— Я не знаю, какую назначить цену, почтеннейший, — ответил Найджел. — Торговаться и выгадывать мне и тем, кто носит мое имя, не подобает. Тебе их цена известна, ведь таково твое занятие. У леди Эрминтруды денег нет, а к нам должен пожаловать король, посему дай мне столько, сколько будет честно и справедливо, и на этом покончим.

Золотых дел мастер улыбнулся. Сделка оказалась легкой и очень выгодной. Он думал предложить пятьдесят ноблей, но, право же, грешно дать больше двадцати пяти.

— Ну, возьму я их, а что потом мне с ними делать? — посетовал он. — Но коли тут речь идет о короле, двадцати ноблей я не пожалею.

Сердце Найджела налилось свинцом. На эти деньги не купишь и половины самого необходимого. Видно, леди Эрминтруда переоценила свои заветные сокровища. Но вернуться с пустыми руками нельзя, и раз красная цена им двадцать ноблей, как заверил его почтенный купец, ему остается лишь с благодарностью взять и такие деньги.

— Ну что же, мне печально это слышать, — сказал он. — Но в подобных вещах ты разбираешься лучше меня, а потому я возьму…

— Сто пятьдесят, — прошептал ему на ухо Эйлуорд.

— Сто пятьдесят, — повторил Найджел, обрадовавшись, что обрел на этих неведомых путях хотя бы и столь смиренного проводника.

Золотых дел мастер даже вздрогнул. Юнец оказался совсем не таким простодушным воякой, каким выглядел. Открытое лицо и ясные голубые глаза всего лишь ловушка для неосторожных. Никогда еще он так не попадался!

— Пустые слова, благородный сэр, — сказал он, отворачиваясь и побрякивая ключами от своих сундуков. — Однако так уж и быть, себе в убыток дам пятьдесят.

— И сто, — шепнул Эйлуорд.

— И сто, — повторил Найджел, краснея при мысли о своей алчности.

— Ну хорошо, бери сто! — вскричал купец. — Обдери меня, как липку, разори и забирай за свои вещи полную сотню!

— Я бы навеки покрыл себя стыдом, если бы обошелся с тобой так скверно, — возразил Найджел. — Ты говорил со мной по-честному, и я никак не хочу чинить тебе убытки. А потому с радостью возьму сто…

— И пятьдесят, — шепнул Эйлуорд.

— И пятьдесят, — повторил Найджел.

— Клянусь святым Иоанном Беверлийским! — возопил купец. — Я переехал сюда с севера, где люди слывут прижимистыми, но уж лучше бы мне торговаться с целой синагогой евреев, чем с тобой, хоть ты и благородного рода. Неужто ты и правда меньше ста пятидесяти ноблей не возьмешь? Увы, ты забираешь весь мой месячный доход. Черное для меня выдалось утро! И зачем только ты зашел в мою лавку? — Со вздохами и причитаниями он отсчитал сто пятьдесят золотых монет, и Найджел, не веря своему счастью, спрятал их в кожаную седельную сумку.

Минуту спустя он, весь красный, осыпал Эйлуорда благодарностями за дверью лавки.

— Увы, мой благородный господин! Торгаш нас все-таки ограбил, — сказал лучник со вздохом. — Мы получили бы еще двадцать, если бы не уступили так легко!

— Откуда ты знаешь, мой добрый Эйлуорд?

— Да по глазам его видно было, сквайр Лоринг. Не спорю, в книгах там или в гербах я мало что угляжу, а вот в глазах у людей читать умею и с самого начала знал, что он даст, сколько дал.

Они пообедали в странноприимном доме — Найджел за столом на возвышении, а Эйлуорд с простолюдинами. Потом вернулись на главную улицу и зашли в несколько лавок. Найджел купил тафту на занавесы, вино, маринады, фрукты, скатерть из Дамаска и много еще всякой всячины. Под конец он остановился перед лавкой оружейника во дворе замка и, точно ребенок сласти, начал разглядывать чудесные доспехи, нагрудники с красивой насечкой, бармицы с хитрыми застежками для лат, оплечий и шлема.

— Так что же, сквайр Лоринг, ты у меня нынче купишь? — спросил оружейник Уот, поворачиваясь боком к горну, в котором закалял лезвие для меча. — Клянусь Тувалкаином, ковачем всех орудий, что пройди ты хоть весь лондонский Чипсайд, а лучше доспехов, что висят на этом крюке, ты там не сыщешь.

— А их цена, оружейник?

— Для всякого другого двести пятьдесят ноблей, а для тебя двести.

— Почему же мне ты их уступил бы дешевле?

— Потому что снаряжал на войну твоего батюшку, и такого доспеха мне больше изготовить не удавалось. Тогда мы их делали кольчатые, и по мне, надежный доспех из мелких колец никаким кованым латам не уступит. Но молодые рыцари что твои придворные дамы! Им подавай самое модное, вот и требуют латы, пусть они втрое дороже стоят.

— А по-твоему, кольчатые не хуже?

— Тут и спорить нечего.

— Ну, так слушай, оружейник! Латы я пока купить не могу, да только доспехи мне очень нужны для одной славной забавы, которую я задумал. Дома у меня в Тилфорде хранится тот самый кольчатый доспех, про который ты говорил, — первый доспех моего отца. Не мог бы ты так его переделать, чтобы он послужил и мне?

Оружейник смерил взглядом стройную, но невысокую фигуру юноши и расхохотался.

— Ты шутишь, сквайр Лоринг! Тот-то доспех на очень высокого человека сделан.

— Нет, я не шучу. Мне бы только один раз обменяться с кем-нибудь ударом копья, а большего я и не чаю.

Оружейник прислонился к наковальне и задумался. Найджел с треногой вглядывался в его покрытое копотью лицо.

— На один-то раз я бы с радостью одолжил тебе вот те доспехи, сквайр Найджел, да только вдруг из седла вылетишь ты? А тогда они достанутся твоему победителю. Я же человек бедный, и дети у меня мал мала меньше, ну и задаром их лишиться никак не могу. Но тот-то кольчатый доспех и вправду совсем цел?

— Он почти как новый. Только у ворота порван.

— Ну, укоротить его по ногам дело нехитрое — лишнее срезать да закрепить колечки снизу. А вот по туловищу подогнать — нет уж. Никакому оружейнику такое не по зубам.

— А я только на это и надеялся. Добрый оружейник, если ты правда снаряжал моего доблестного отца и любил его, то в память его помоги мне теперь.

Оружейник со стуком швырнул на пол свой молот.

— Намять памятью, сквайр Лоринг, да я же видел, как ты на ристалище в замке чуть не с одним щитом выезжал против лучших бойцов. В прошлый Мартынов день у меня просто сердце кровью обливалось, когда я увидел, какое у тебя убогое снаряжение, и все-таки ты одолел сэра Оливера, хоть толстяк и напялил на себя миланскую броню. А когда ты едешь в Тилфорд?

— Прямо сейчас.

— Эй, Дженкин, оседлай-ка жеребчика! — крикнул добросердечный Уот. — Пусть у меня правая рука отсохнет, коли я не отправлю тебя на бой в отцовском доспехе. Завтра мне надо быть тут, но уж нынче потружусь на тебя без всякой платы, а из почтения к твоему роду. Поеду с тобой в Тилфорд, и ты увидишь, как Уот знает свое ремесло.