Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Почему она не отражена в отчете?
– У меня было мало времени. Я постарался отразить наиболее существенные моменты. – Олег, словно за поддержкой, перевел взгляд на Бутко.
– Все будет восполнено, Василий Иванович, – поддержка была получена. – Завтра же полный отчет шифротелеграммой будет отправлен в Центр.
– Ну, зачем так спешить. Не надо, – как-то довольно небрежно бросил Ахаян, и анализ этой фразы сразу вызвал усиленную работу серого вещества всех остальных присутствующих, которую прервал его последующий вопрос, обращенный уже непосредственно к Иванову. – Ну и что же еще такого интересного мы знаем о нашей дамочке? Она, кстати, кто? Американка?
– Как удалось установить «Мармону», канадка. Во всяком случае, так она ему представилась. Как уроженка Торонто. Прекрасно владеет французским языком. «Мармон» даже отметил, что у Мэтью практически чистое парижское произношение. Когда он на эту тему поинтересовался у нее, она ему сообщила, что ее мать – канадка французского происхождения, причем только во втором поколении...
– Из провинции Квебек, – добавил Ахаян утвердительным тоном.
– Да, из Монреаля, – подтвердил Иванов.
– Отец, по всей видимости, из англосаксов? Судя по фамилии, – счел нелишним напомнить и о своей способности делать логические умозаключения Минаев.
– По всей видимости. Но этот вопрос в разговоре не затрагивался. Как сказал «Мармон», чтобы спросить об этом, у него не было прямого повода, сама же Мэтью на эту тему не распространялась. Что же касается ее самой, то в Париже она, по ее словам, работает уже якобы третий год. И...
– А сколько ей всего годков-то этих? – перебил его Ахаян.
– Ну... по словам «Мармона», где-то в районе тридцати пяти.
– Дан ля флёр до ляж[22], – констатировал Василий Иванович и подмигнул посмотревшему на него в этот момент Бутко. – Да? Самый, как говорится, возраст. Для женщины-вамп.
– Да... – почему-то вдруг немного замявшись, неопределенно протянул тот, – это от возраста, по-моему, зависит мало.
– А от чего? От призвания? – в глазах Ахаяна мелькнули искорки улыбки. – Впрочем, тебе, как говорится, видней.
– Почему это мне видней? – В голосе Бутко, не уловившего иронический подтекст последнего замечания начальника, а может, и не захотевшего его уловить, прозвучали недвусмысленные нотки то ли настороженности, то ли обиды.
– Ну ты ж у нас парень видный. – Начальник, отметив повторную неадекватную реакцию объекта своих последних замечаний (который вместо ответа неопределенно пожал плечами и, нахмурившись, опустил голову), тут же перевел взгляд на Иванова. – Так, поехали дальше. Ну а... как она вообще эта Мэтью? Тянет... на фам фаталь?[23]
– Ну... скорее, я так понял, на метрэс фам[24].
– Понятно. А на наружность как?
– Опять же, судя по словам «Мармона», не красавица, но... есть что-то такое...
– Инфернальное?
– Не то чтобы инфернальное. Привлекательное. Скорее даже притягательное. Одним словом, насколько я понял, личность такая... довольно яркая. Неординарная.
– Н-да, – сделал не совсем понятное для всех остальных присутствующих заключение Василий Иванович и тут же добавил: – Хотя на твоего «Мармона» тут полагаться... Он же ведь вроде как бы не по этой-то части.
– Почему. И по этой вроде тоже. По его словам, у него даже невеста какая-то там есть. – Иванов ощутил на себе вопросительный взгляд Бутко и поспешил на него ответить. – Я писал. В предыдущем отчете.
– Многостаночник? – с усмешкой произнес Минаев.
– Да черт его знает. Я, честно говоря, так до конца и не разобрался.
– Ну это, может, и к лучшему. Нравственность свою надо беречь. Это нынче дар редкий. – Ахаян посмотрел на Минаева. – Да, Гелий Петрович?
– Да, – неохотно подтвердил слова шефа также не очень склонный в этот день к юмору адресат этого обращения и тут же перевел взгляд на Иванова. – Он внешность-то ее тебе хоть описал?
– Да, конечно, и достаточно подробно. Я постарался выяснить все по максимуму. Рост, сложение, цвет волос... глаз, овал лица, стрижка, макияж, ну... и так далее. Я теперь даже знаю, какими духами она пользуется.
– И какими же? – с интересом спросил Ахаян.
– «Жан-Поль Готье – Фражиль».
– Это тебе кто, тоже «Мармон» сказал? – немного насмешливым тоном произнес Минаев.
– Ну... да, а кто же.
Минаев усмехнулся уже в открытую:
– Нет, не по этой он все-таки части. Да, Василь Иваныч? По той. Где это видано, чтоб нормальный мужик в бабских духах разбирался. Тут в своих-то запахах путаешься. – Он снова посмотрел на Иванова. – Да?
– Ну... почему, – неопределенно протянул в ответ Иванов и посмотрел сначала на Бутко, потом на Ахаяна.
Ахаян улыбнулся, но вместо какой-либо реакции на этот вопросительный взгляд сам задал его автору новый вопрос:
– Ну а что тебе еще про нее «Мармон» рассказал. Не про запахи. Попредметней. Манеры... какие-нибудь. Повадки.
Иванов нахмурил брови и наморщил лоб:
– Манеры... Ну, манеры у нее, как я понял, достаточно уверенные. Производит впечатление, опять же по его словам, человека, который чувствует себя в здешней репортерской среде, можно сказать, почти как рыба в воде. Знает персоналии, оперирует именами. В курсе всех последних новостей о жизни местной журналистской тусовки и, вообще, как отметил «Мармон», в целом весьма неплохо осведомлена о подробностях всей парижской светской жизни.
– Производит впечатление или старается его произвести? – перебил его внимательно впитывающий в себя каждую новую услышанную фразу Ахаян. – Надеюсь, нюанс понятен.
– Понятен, товарищ полковник. – Олег снова на секунду задумался. – Если судить по общему тону впечатлений «Мармона», то, пожалуй, и то и другое, все вместе. При этом, по его наблюдению, Мэтью не играла, а вела себя вполне естественно. Свободно. Раскованно. В общем, как человек, знающий себе цену. В то же самое время она постоянно пыталась лишний раз намекнуть о тех или иных своих достоинствах. Подчеркнуть, так сказать... свою значимость.
– Как человек, который не вполне уверен в том, что его мнение о собственной цене разделяют все остальные окружающие, – сделал за него логическое заключение Ахаян.
– Да, пожалуй, – согласился Иванов. – И в этом контексте ее поступок... ну, то, что она что-то там заявила в пылу спора...
– Что-то там! – саркастично усмехнулся Бутко.
– Ну, конечно, не что-то, а нечто такое, что ею самой, по всей видимости, воспринимается как некий предмет гордости. Так вот, то, что она это сказала... что это у нее, вполне вероятно, некоторым непроизвольным образом вырвалось наружу, это... в свете того, что было сказано выше, кажется поступком... ну, если не естественным, то, по крайней мере, достаточно объяснимым.