– Да, конечно, сэр, – пробормотал Бауэрс, покоряясь своей участи.

Во взгляде, который мистер Фрип бросил вслед уходящему Чарльзу, сквозила неприкрытая антипатия.

В столовой жена Чарльза потребовала, чтобы он немедленно объяснил, что происходит.

– Если ты хоть иногда будешь включать свои мыслительные способности, любовь моя, то неизбежно придешь к выводу, что нежелательно оставлять в доме посторонних людей без присмотра, – заявил Чарльз, садясь за стол. – Если кто-нибудь хочет пудинг, пусть возьмет его сам, поскольку Бауэрс сейчас занят.

– Он на буфете, – добавила Селия. – Ну право, Чарльз, я не понимаю, какой вред может причинить продавец пылесосов. Я на всякий случай попросила у него карточку.

– Это тот человек из «Колокола»? – спросил Питер.

– Да. Я рад, что сумел найти ему достойное занятие, – ответил Чарльз, снова рассматривая визитку мистера Фрипа. – Нам потребуется небольшая помощь со стороны.

Селия навострила уши.

– Только не Флиндэрс! – умоляюще произнесла она.

– Нет, не Флиндэрс. Было бы бесчеловечно прерывать его энтомологические изыски. Но кое-какие справки нам следует навести.

– Если ты собираешься обращаться в Скотленд-Ярд, то я возражаю, – заявил Питер. – У нас недостаточно фактов, и они сочтут нас болванами.

Чарльз продел свою салфетку в кольцо и встал из-за стола:

– Могу лишь повторить любимую фразу мистера Флиндэрса: «Не стоит учить меня, сэр».

– А что ты намерен делать? – поинтересовалась Маргарет.

– Писать письмо, – ответил он и вышел из комнаты.

Питер отыскал его в маленьком кабинете в передней части дома.

– Что за тайны? – спросил он. – Ты собираешься напустить на Фрипа детектива?

– Именно так, – подтвердил Чарльз, надписывая конверт. – У меня есть человек, которому можно поручить данное дело.

– А как же Стрейндж? Может, и на него натравить ищейку?

– Нет. С Фрипом это будет довольно легко – у меня есть его визитка. Браун может обратиться в фирму, где тот якобы работает. Но со Стрейнджем Брауну будет не за что зацепиться. Если тот что-нибудь замышляет, вряд ли это его настоящая фамилия. Сейчас нам больше нужен наш друг Флиндэрс.

– Зачем?

– Чтобы выяснить кое-какие детали о Дювале. Странно, что Флиндэрс о нем ни разу не упомянул.

Однако причина подобной скрытности выяснилась быстро. Флиндэрс, которого они навестили в тот же день, высокомерно заявил, что они спрашивали его только о местных жителях.

– А этот Дюваль никакой не местный житель, да к тому же иностранец. Посмотрели бы вы на его халупу. Настоящий свинарник. И все делает сам, причем по всем направлениям, – хрипло рассмеялся полицейский. – Сам себе готовит и убирается в доме. – Он осуждающе покачал головой. – Этот тип позорит округу, вот что я вам скажу. Рисует какие-то картинки, в которых ничего не разберешь, и напивается в стельку. И с каждым годом становится все хуже. Помню, когда он здесь появился, был человек как человек, ничего особенного, даром что иностранец. Тихий, никогда не напивался до беспамятства. Правда, кое-кто тут говорит, что он не только пьет.

– Наркотики? – спросил Чарльз.

– Заметьте, я ничего такого не говорил, – предупредил мистер Флиндэрс. – И не скажу, поскольку при исполнении. Но миссис Феллоус – помните, я вам о ней рассказывал, экономка мистера Титмарша – всем раззвонила, будто Дюваль настоящий торчок. Ей лучше знать, она раньше жила в прислугах у одного джентльмена в Лондоне, который употреблял эту дрянь, так что у нее нюх на наркоту.

– Кстати, как там поживает мистер Титмарш? – поинтересовался Питер.

Констебль покачал головой.

– Наконец-то вспомнили, сэр. Честно вам скажу, когда вы впервые пришли ко мне и стали спрашивать про него, я как-то не задумался. Но теперь я за ним последил и убедился, что он подозрительная личность.

– А что он такого сделал?

– Не знаю, как поточней сказать, – осторожно начал мистер Флиндэрс. – Но он постоянно озадачивал меня. Ведет себя так, будто понимает, что за ним следят, а ему есть что скрывать.

– Дюваль каждое утро приходит в гостиницу?

– Он там часто ужинает. Хотя когда у него запой, он не притрагивается к еде. Сейчас малюет свою жуткую картину, и в «Колоколе» появляется вечером.

– А что он рисует?

– Розовых крыс, сэр, судя по тому, как он выглядел вчера вечером, – усмехнулся Флиндэрс. – Мало того, если бы он сам сказал мне, что рисует розовых крыс, я бы ему охотно поверил. Гораздо охотнее, чем когда он говорит, что рисует воду у мельничного колеса. Потому как ничего более чудного я в своей жизни не видел. Какой-то ночной кошмар.

– Мельница… Она ведь находится за деревней?

– Верно, сэр. Когда захотите посмотреть на эту картину, найдете его на берегу, как раз пониже водяной мельницы.

– Пожалуй, схожу посмотрю, – сказал Чарльз.

– Ты хочешь идти один? – спросил Питер.

– Да. Если пойдем вдвоем, можем спугнуть его. Попробую что-нибудь разузнать.

Распрощавшись с констеблем, они направились в сторону деревни. У «Колокола» Чарльз вышел из машины и зашагал через поле в сторону реки. До мельницы было минут десять ходьбы, и, как и предсказывал Флиндэрс, на берегу Чарльз заметил рисующего Дюваля.

Чарльз подходил к нему сзади и успел разглядеть художника, прежде чем тот его увидел. Дюваль напоминал огородное пугало, однако был вполне трезвым. Он был настолько поглощен работой, что заметил Чарльза, когда тот приблизился.

Вздрогнув от неожиданности, Дюваль поднял на Чарльза налитые кровью глаза.

– Добрый день, – вежливо произнес Чарльз. – Извините за беспокойство. Но ваша картина поистине замечательна.

И это было правдой. Он подумал, что критика Флиндэрса имела под собой основания. В картине содержалось нечто невыразимо жуткое, да и написана она была с поистине дьявольским мастерством, хотя старую мельницу узнать в ней было сложно.

Презрительно ухмыльнувшись, художник неприветливо заявил:

– Что вы, англичане, смыслите в искусстве? Ничего!

– Боюсь, что вы правы, – кивнул Чарльз. – Но ведь она не предназначена для нашей Академии? Вы, вероятно, выставляетесь в модном салоне?

Лесть достигла цели.

– Да, верно, – ответил Дюваль. – Этой картиной, моим шедевром, я сделаю себе имя. Мир наконец узнает обо мне.

Его лицо осветил внутренний огонь, который, впрочем, сразу же погас. Он пожал плечами и мрачно произнес:

– А как вы смогли понять гениальность этого произведения?

– Меня особенно поразили тени на вашей картине, – гнул свою линию Чарльз. – По сути дела…