В госпитале Тесса лечила детей всех религий и каст. К ней приезжали неприкасаемые, а в прошлом году больницу навестил Махатма Ганди. Он обошел палаты, опираясь на посох. Ганди повернулся к доктору Вадии:

– Я знал ваших бабушку с дедушкой, – Ганди улыбался, – и родителей знал. Спасибо, – он поклонился, – что продолжаете их дело… – Тесса покраснела. Ей было двадцать четыре, а Ганди шел седьмой десяток, и его уважала вся Индия. На зеленой лужайке мерно журчал мраморный фонтан. Выздоравливающие дети перебрасывались мячом, на ступенях террасы лежали куклы.

– У вас все цветет, – ласково сказал Ганди, любуясь розами, жасмином и магнолиями, – впрочем, и у вашего деда сад был отличный, и у отца. И птиц вы привечаете… – в саду жили павлины. Тесса не любила клетки, попугаи порхали по деревьям. Утром и вечером дети кормили птиц.

– Они ко мне сами прилетают… – Тесса услышала голос Ганди:

– Когда-нибудь, вся Индия будет похожа на подобный сад, мисс Вадия. Но нам понадобится помощь… – на пути из Калькутты в Бомбей, Тесса останавливалась в Дели.

Она сказала Ганди, что не занимается политикой, а просто лечит женщин и детей. Ганди уехал, а Тессе пришло письмо, от председателя Индийского Национального Конгресса, Джавахарлала Неру. Тесса ответила, что не считает возможным присоединиться к партии, однако поддерживает стремление Индии к независимости, ненасильственным, как учил Ганди, путем. Она вспомнила смешок Неру, по телефону:

– Я не собираюсь уговаривать вас баллотироваться в парламент, мисс Вадия. Выступите перед нашими политиками, расскажете о своей работе… – Тесса согласилась. Она много говорила с Ганди об уничтожении кастовой системы:

– Мои родственники, в Америке, в прошлом веке, боролись за отмену рабства, – Тесса вздохнула, – правда, все равно, не обошлось без гражданской войны, без убийства Линкольна… – они сидели с Ганди в плетеных креслах, с лужайки слышался детский смех. Он протер очки полой белого дхоти:

– Мы работаем для будущего, мисс Вадия, когда Индия станет свободной страной, без насилия, без причинения вреда людям… – он поднял глаза:

– Поэтому нам важно, чтобы все знали о подобном… – он повел рукой в сторону госпиталя, – видели, что можно существовать в мире…

– Ахимса, – Тесса пошла к воротам монастыря, – запрещено причинять страдания живым существам… – она вспомнила надменное, красивое лицо давешнего немца. Девушка поморщилась:

– Бедная Германия. Страна болеет, и, боюсь, не излечится без войны, без пролития крови… – сзади раздался звонкий лай. Ринчен привел черного, огромного тхочи, старого знакомца Тессы. Девушке показалось, что апсо смотрит на нее с вызовом.

– Уговорил, – согласилась Тесса, – но в затворе тебе ночевать нельзя. Не замерзнешь, среди скал? – тхочи лизнул Ринчена куда-то за ухо:

– Приятеля, значит, нашел, – девушка усмехнулась, – с ним тебе тепло будет. Пойдем… – она кивнула на дорогу, уходящую к затвору.

Собаки, конечно, отстали. Апсо, с его короткими лапами, было тяжело карабкаться среди камней. Тхочи, воспитанный пес, не хотел обижать товарища, обгоняя его. Лхаса переливалась ночными, тусклыми огнями, монастырь освещался багровым пламенем факелов. Тесса услышала далекие звуки труб. Наверху что-то зашуршало, она вскинула голову. Черный силуэт сокола парил над равниной. Полюбовавшись птицей, Тесса свернула за уступ скалы. Затвор был рядом, в каких-то сорока футах, над ней возвышались каменные стены. Заскрипела калитка, Тесса, на ощупь, ступила в темный двор. Девушка ахнула, кто-то рванул ее за руку.

Она ощутила неприятный, медицинский запах. У Тессы не было, и не могло быть оружия. Она отбивалась, большая рука закрыла ей рот:

– Тихо! Молчи, и я тебя не убью… – пальцы, шарили под рясой, гладили ее ногу, ползли вверх. Тесса вцепилась зубами в его ладонь. Встряхнув девушку, бросив ее на утоптанную землю двора, он навалился сверху. Тесса задыхалась, слыша шепот:

– Молчи, молчи, иначе я тебе горло перережу… – Тесса ощутила холод клинка у шеи.

– Он сумасшедший, – бессильно подумала девушка, – я закричу, но меня никто не услышит. Нельзя рисковать жизнью, нельзя погибать… – она, невольно, зашарила рукой по земле. Тесса застонала от боли. Немец вывернул ей пальцы: «Тихо, я сказал!». По лицу потекли слезы:

– Можно сопротивляться, но нельзя чувствовать злобу. Но как? – она, все равно, попыталась, вырваться:

– Герр Отто, я прошу вас, не надо. Я понимаю ваши чувства, я сожалею о них. Мы можем поговорить, я вас выслушаю… – в голове зазвенело. Отто ударил ее по лицу, разбив нос. Тесса закрыла глаза:

– Пожалуйста. Пусть кто-нибудь появится. Бывают чудеса… – сверху раздался клекот. Ей, внезапно, стало легко дышать. Сокол, сложив крылья, стрелой ринулся вниз, на голову немца. Он закричал, отбиваясь, послышался лай. Тхочи ворвался во двор, оскалив клыки, набрасываясь на Отто:

– Пистолет… – Отто, в панике, размахивал руками, – надо застрелить проклятого пса. Она колдунья, она подослала птицу. Он мне клювом череп пробьет… – сокол вцепился когтями в его плечи. Потянувшись за оружием, Отто заорал. Тхочи схватил его зубами за руку:

– Итальянца собаки разорвали… – выскочив в ворота, Отто споткнулся о маленькую собачонку. Зубы вонзились ему в щиколотку. Оттолкнув апсо, Отто, не разбирая дороги, побежал вниз.

Тессу трясло, она плакала, обнимая собак. Ринчен устроился у нее на коленях, она уткнулась лицом в теплый мех. Тхочи сидел рядом. Лизнув Тессу в мокрую щеку, пес что-то проворчал. Девушка подняла голову. Сокол кружил над крышей затвора.

– Я не могу ненавидеть… -Тесса вытерла разбитый нос:

– Даже его не могу. Дедушка… – почему-то пришло ей в голову: «Я не могу мстить…»

– Не надо, – раздалось у нее в голове:

– Он понесет наказание… – Тесса, облегченно, выдохнула. В темных глазах тхочи отражались звезды. Собака замерла, будто прислушиваясь к чему-то. Тессе показалось, что тхочи кивнул. Девушка не удивилась. Она знала, что все живые существа говорят друг с другом:

Она вспомнила семейную легенду:

– Дедушка Грегори видел сокола, в Японии, во время землетрясения. Бабушку Марту казнить хотели, птица ее спасла, как меня… – Ринчен потянул Тессу в сторону затвора. Собаки улеглись на ступенях, она устроилась на каменном полу, накрывшись рясой. Через узкое окно Тесса слышала клекот сокола:

– Я не могу мстить… – повторила девушка, – не могу… – она задремала, повторяя: «Он понесет наказание». Во сне Тесса увидела темноволосую, маленькую девочку, стоявшую в цветнике. Белые розы распускались, девочка хлопала пухлыми ладошками: «Мама, мама…»

– Это я, – улыбнулась Тесса, – я, в детстве, в Бомбее… – она крепко заснула, не уловив шорох крыльев сокола. Тесса не слышала тихого, удаляющегося голоса: «Это не ты».

В открытое окно деревянного, наскоро построенного барака, виднелась поблескивающая под утренним солнцем река Керулен. Жаркий воздух не колыхался. Степь покрывала засохшая, желтая трава. По широкой дороге пылили стада овец, двигались арбы, с наваленными пожитками и сложенными юртами. Монголы перекочевывали с востока, с реки Халхин-Гол, где начались военные действия, вглубь страны. Над столом дежурного по части висела карта восточной Монголии. Белое пространство пересекали ниточки рек. Кроме Баян-Тумена, на листе виднелся еще один город, ближе к маньчжурской границе, Тамцаг-Булак. Ход столкновений на востоке на карте, разумеется, не отмечали.